Рыцари черешневого цветка - [26]

— А та коробочка, с которой царевна становилась невидимой, куда она девалась? — опомнившись в конце концов, спросил он.

— Одни сказочники твердят, — ответил дед Тимофте, — что царевна завещала перед смертью похоронить коробочку вместе с нею, а другие говорят, якобы она в свое время перешла к Стефану Великому, тот последним владел ею.

— А потом никто о ней ничего не слышал?

Дед Тимофте ответил не сразу. Он словно перебирал воспоминания:

— Если я не ошибаюсь, — в конце концов сказал он, — тот пастух, который мне рассказывал сказку, твердил, что коробочку как-будто спрятали в какой-то пещере. Но все это сказки, басни…

Однако Тик не разделял мыслей деда Тимофте. Он был твердо убежден, что волшебная коробочка существовала, а потому не могла исчезнуть бесследно. Больно уж она ценная, что бы так просто могли забыть о ней, ее где-то очень хорошо запрятали, да и только.

— А тот человек, который пас овец, не сказал, в какой именно пещере спрятана коробочка? — продолжал расспрашивать малыш деда Тимофте.

— Говорил, что это могло бы быть даже здесь, в наших горах, может, и в Черной пещере… Но разве можно так прямо верить словам, когда речь идет о басне, о сказке?

Тик мысленно решил не прекословить деду Тимофте, а попробовал узнать как можно больше:

— А волшебное слово, каким оно могло бы быть, дед Тимофте?

— Ага-а! Волшебное слово… — пробудился старик уже от других мыслей. — Припоминаю, я тоже спрашивал рассказчика, когда он закончил рассказывать сказку… А был я тогда в том самом возрасте, как ты… Но он не знал. Никто его не знает… Забрала волшебное слово принцесса с собой в могилу…

— Не может быть, дед Тимофте! — возразил Тик. — Я знаю от Марии, своей сестры, что девчата болтливые. Не может такого быть, чтобы она не проговорилась кому-нибудь.

Дед Тимофте спрятал улыбку в усы, услышав слова Тика, а в особенности его весьма серьезный и уверенный тон. Поэтому добавил:

— Принцесса, может, что-то и сказала кому-то, но об этом в сказке не рассказывается.

— Та-а-ак?.. А я думаю, что тот человек просто не захотел вам сказать. И я все равно узнаю!

— А может, оно написано на коробочке? — высказал догадку дед Тимофте.

— Это плохо! Кто же сейчас знает древний язык?

Старик достал часы и сказал вслух, который час. Тик вскочил, словно очнувшись, так как давно уже так не опаздывал. Он от чистого сердца поблагодарил деда Тимофте и собрался идти. Но дед остановил его на миг, ровно на столько, сколько надо было, чтобы достать из ниши завернутый в тоненькую красноватую бумагу апельсин.

— Держи. — сказал он. — Я же знаю, что ты любишь апельсины.

Малыш не знал, что делать. Он схватил апельсин и стремглав метнулся в дверь, забыв сказать «Доброй ночи!». Он боялся, что дед заметит его слезы. Дорогой поклялся, что никогда больше не разрешит себе ничего плохого против деда Тимофте и сотрет в порошок каждого, кто будет скверно с ним себя вести. А дома, когда уже заснул, ему приснилось, словно он стал властителем волшебной коробочки. Прошептал волшебное слово и стал невидимый. Теребил за нос Ионела, толкал Трясогузку, пошел в кино без билета, услышал все тайные разговоры черешар, исправлял оценки в журнале. И никто его не видел, никто. Прошептал волшебное слово — и вмиг сделался невидимым… И каких только шуток он напридумывал бы, благодаря этому!..

Встав утром, Тик помнил все, ну, все, вот только напрочь забыл волшебное слово…

Глава пятая

1

Почти полстолетия, с тех пор как этот лицей перебрался в помещение с башней и часами, которое высилось над северной частью города, большой амфитеатр открывался не более чем трижды в году: в начале учебного года, в середине марта, когда праздновалось основание лицея, и в конце учебного года. Всякие другие мероприятия, какие бы важные они не были, проводились всегда в спортзале или в аудитории на втором этаже. Даже директор никогда не отваживался нарушать традицию. Потом амфитеатр оставался самым заманчивым местом в школе, но не потому, что редко отворялся, а потому, что его строгая, мастерская архитектура с блеском мрамора умиляла глаза и перекрывала дыхание.

Очарование, которое амфитеатр производил на учеников, имело и другую причину. Этот зал с течением времени стал словно хранилищем казны; все, что получала школа от своих бывших учеников, было там, в рядах застекленных витрин, которые стояли под полукруглой нишей. Вещи в витринах не были украшениями, но все они, собранные и выставленные в одном месте, свидетельствовали о том влиянии, которое оказала школа на судьбы своих бывших воспитанников; так вот надежды или воспоминания зрителей превращали все эти вещи в неоценимое сокровище.

Чего там только не было!.. Газеты и книжки, коллекции минералов и изделия из керамики, найденные в стране или где-то в мире известными геологами и археологами, блокноты писателей и известных ученых, макеты больших сооружений, между ними и макет лицея, дипломы и важные грамоты, миниатюры, которые представляли замыслы или престижные технические инженерные проекты, которыми гордилась румынская политехника, чертежные планшеты, карты с письмами и телеграммами, портреты и фотографии, карты районов Румынии рядом с картой какой-то экзотической страны, сделанной группой исследователей (среди них был и отечественный ученый), и много других вещей, которые представляли все поколения лицеистов. Каждый, достигнув апогея своей славы, испытывал потребность и обязанность показать каким-то, может, очень простым, но искренним жестом определяющую роль школы в его жизни. Была в этой такой разнообразной казне и ученическая работа — взятый просто с парты и принесенный в амфитеатр лист бумаги, заполненный цифрами и алгебраическими формулами — «Экстемпораль (то есть — письменная работа) по математике», ее автор, ученик седьмого класса, три десятка лет тому назад решил сложную задачу из высшей алгебры, продемонстрировав четыре варианта ее решения, последний из них, глубоко оригинальный, вызвал после оповещения настоящую сенсацию в математическом мире. Развитая со временем мастерами алгебраических формул ошеломляющая идея школьника стала оригинальной теорией, которая заняла целый раздел, до сих пор неведанный в математике. Но несчастный случай оборвал жизнь юноши на первом курсе обучения на факультете. После парня осталась только видимо-невидимо неоформленных листов и эта работа математике, которая почтительно хранилась в амфитеатре лицея.