Рыцарь в сверкающих доспехах - [102]

Она не добавила, что подозревает в убийстве Леттис. Не стоит, иначе он опять разозлится.

Он злобно смотрел на нее, но молчал.

– Когда ты пришел ко мне, – уже мягче повторила она, – я тоже тебе не поверила. Ты утверждал, что некоторых фактов просто нет в исторических книгах, но я и слушать ничего не хотела. Наконец ты отвез меня в Белвуд и показал потайную дверцу, за которой оказалась маленькая шкатулка из слоновой кости. За все четыреста лет ни один владелец замка не нашел тайника. Ты сказал, что Кит показал тебе тайник за неделю до смерти.

Ей не хотелось думать о том, что Кит может погибнуть.

Николас потрясенно уставился на нее. Нет, она точно ведьма, потому что совсем недавно Кит упомянул о потайной двери в Белвуде, двери, которую он еще не показал младшему брату. Каким образом ей удалось убедить Кита рассказать о тайнике, который по праву должен быть известен только членам семьи?!

Да и вообще что она делает с его семьей и домочадцами?! Вчера он слышал, как конюх напевал какую-то бессмысленную чушь вроде «Зип-а-ди-ду-да». Три дамы матушки теперь красили веки какими-то «тенями», полученными от «леди» Даглесс. Да и мать, разумная, здравомыслящая, мудрая мать, доверчиво, как ребенок, взяла лекарство из рук ведьмы. А Кит следил за рыжей колдуньей с настойчивостью ястреба.

За несколько дней пребывания в Стаффорд-Хаусе она расстроила все и всех. Ее песни, возмутительные танцы, неприличные истории (совсем недавно по замку стали ходить легенды о каких-то людях со странными именами «Ретт» и «Скарлетт»). Мало того, она раскрашивала себе лицо, и остальным женщинам не терпелось последовать ее примеру. Да, она настоящая ведьма и постепенно распространяла свои чары на всех обитателей дома. До сих пор он был единственным, кто пытался ей противиться. Когда он изъявил желание поговорить с Китом о могуществе, которое приобрела эта женщина, тот только рассмеялся:

– Интересно, какие последствия могут иметь занимательные истории и песни?

Николас не знал, чего добивается Даглесс, но не собирался так легко поддаваться ей, как остальные. Он намерен сопротивляться, как бы трудно ему ни приходилось.

Но теперь он осознал, как будет нелегко восстать против нее. Ее рыжие волосы разметались по плечам, в руке осталась усыпанная жемчугом шапочка. Он никогда в жизни не встречал такой красавицы. Может, у Леттис были более правильные черты лица, но в этой особе, этой Даглесс, которая выводила его из себя, было нечто гораздо более притягивающее, чего он не мог назвать.

С момента первой встречи стало ясно, что она обладает некоей тайной властью над ним. Он привык господствовать над женщинами, целовать, чувствуя, как они тают, покорять особенно упрямых и обожал то ощущение собственного всемогущества, когда покидал очередную, страдающую по нему любовницу.

Но эта женщина с самого начала была иной. Он украдкой наблюдал за ней, гораздо чаще, чем она подозревала. Становился свидетелем каждого взгляда, который она бросала на Кита или на какого-нибудь красивого слугу, каждой ее улыбки, каждого взрыва веселья.

Прошлой ночью, когда она пришла в его комнату, сердце сжалось так, что стало больно дышать, и сознание собственной слабости рассердило до такой степени, что он едва был способен говорить и думать связно. Ее воздействие на него злило и бесило Николаса. После ее ухода он долго не спал, твердо зная, что она плачет. Но почему женские слезы не волновали его до этого случая? Женщины всегда плачут. Плачут, когда ты их бросаешь, когда не делаешь то, чего они хотят, когда не уступаешь, когда признаешься, что не любишь их. Ему нравились женщины, похожие на Арабеллу и Леттис, которые никогда не плакали.

Но прошлой ночью эта женщина рыдала до утра, и хотя он не мог ни видеть ее, ни слышать, все же остро ощущал ее слезы. Несколько раз он порывался пойти к ней, но нашел в себе силы удержаться. Не хватало еще, чтобы она узнала, какую власть приобрела над ним!

Что же до ее басен о прошлом и будущем… он и слушать ничего не желал. И все-таки было в ней нечто странное. Он ни на секунду не поверил в ее сказки о принцессе Ланконии, как, впрочем, и матушка, но леди Маргарет понравились чужеземные песни и странная манера речи этой женщины. Нравилось, что она ведет себя так, словно здесь все для нее ново – от еды до одежды и слуг.

– …ты скажешь мне, хорошо?

Николас недоуменно уставился на нее. Он понятия не имел, о чем она просит. Но тут на него неожиданно нахлынула волна такого острого желания, что он прислонился спиной к двери.

– Ты не околдуешь меня, как околдовала мою семью, – пробормотал он с таким видом, словно хотел убедить в этом прежде всего себя.

Но Даглесс различила похоть в его взгляде, увидела, как медленно опускаются его веки, и сердце ее невольно заколотилось.

«Коснись его, и мигом окажешься дома, – сказала она себе. – Но ты не можешь уйти, пока Кит не будет в безопасности. Пока Леттис не изобличена».

– Николас, я не собираюсь тебя околдовывать, я ничего не сделала с твоей семьей. Мне просто нужно было выжить здесь. – Она умоляюще протянула руку. – Если бы ты только меня выслушал…