Рыцарь мечты - [35]
И вот крестоносцы отправились в путь. В раскаленных от солнца доспехах, в тяжелых плащах, изнемогая от жары и жажды, крестоносцы пересекли мертвые пустыни, отражая набеги сарацин.
Наконец наступил долгожданный день.
Небо подернулось тонким слоем бледных облаков, и этот матовый свет, словно остановившийся воздух, хоть немного смягчал жгучие лучи солнца.
Истомленные кони с трудом поднялись на вершину горного хребта. Что ждет крестоносцев впереди?
И вдруг всадники невольно придержали коней. То, что открылось их взорам, заставило воинов остановиться.
Перед путниками предстала долина, полная густых теней и покрытая, словно необъятным ковром, зеленеющими лугами. Из темной глубины долины, из самой ее середины, поднималась могучая гора с плоской вершиной. Словно драгоценная корона, ее венчал город, окруженный каменной стеной, сверкающий полумесяцами на башнях и пестрыми кровлями домов.
– Это Иерусалим! Святой город Иерусалим! – Проводник протянул дрожащую от волнения руку.
Всадники спустились по извилистым тропинкам в долину. Потом рядами начали медленно подниматься по крутому склону горы Сион.
Постепенно дороги стали шире. Теперь по обе стороны росли цветущие оливы, покрытые нежными бледными цветами. Казалось, здесь навеки поселились тишина и покой.
И вдруг разом все изменилось. Деревья и скалы будто ощетинились острыми копьями, в воздухе засвистели стрелы.
– Сдвиньте щиты – и вперед! – крикнул герцог Готфрид.
И тотчас рядом с ним вырос рыцарь Раньеро.
Сарацины, вооруженные саблями, распахнули ворота и ринулись вниз по склону. Многие из них держали в руках веревки, стараясь накинуть на крестоносцев петли, связать их по рукам и ногам, а кого и задушить.
Первым вступил в бой Раньеро. Его прославленный меч Альдонис разил направо и налево. Кровь сбегала по доспехам воина. Могучими руками он хватал тела убитых врагов и перекидывал их через крепостные стены прямо в город. Это вызвало небывалый ужас среди сарацин.
Султан Селим со своим войском отступил из города через Северные ворота.
Раньеро первым, рядом с герцогом Готфридом, поднялся в освобожденный Иерусалим.
Монахи из храма Гроба Господня, все, кто мог еще держаться на ногах, толпой поспешили им навстречу. Измученные, истощенные, со слезами на глазах, они обнимали своих освободителей.
Крестоносцы отвалили тяжелые камни, которыми сарацины накрыли колодцы. Они делились с жителями города всем, что было в их дорожных котомках. А скоро вверх по дороге поднялся обоз с запасами хлеба и кувшинами виноградного вина.
Когда крестоносцы убедились, что в городе не осталось ни одного сарацина, они расставили свои шатры. Воины сняли с себя плащи, сшитые из прочной ткани и скрепленные металлическими кольцами. Сняли кольчуги, кое-где рассеченные саблями сарацин, прислонили к столбам мечи и щиты, разулись и надели грубые монашеские власяницы. Каждый взял в руку незажженную свечу, и так, босиком, шепча молитвы, они направились в святой храм Гроба Господня.
– Пусть самый отважный первым зажжет свою свечу от священного пламени, горящего перед Гробом Спасителя! – сказал герцог Готфрид. – Сейчас я назову имя этого доблестного рыцаря. Слушайте все! Это Раньеро ди Раньери!
Не было предела тщеславной радости Раньеро. Много прославленных рыцарей окружало герцога, но он один из всех удостоился столь высокой награды.
Вечером в его шатре началась попойка и буйное веселье. Шатер был весь завален захваченными у сарацин сокровищами, так что шагу нельзя было ступить. Грудами лежали бесценное оружие, украшения, ковры, драгоценные ткани.
Но Раньеро сидел опершись локтем о стол и не сводил глаз с горящей свечи. Только на нее он смотрел, она словно заворожила его.
Слуги суетились вокруг Раньеро, и он осушал кубок за кубком. Рыцарь даже не взглянул на гибких, как змейки, сирийских танцовщиц в прозрачных одеждах, не слушал пение.
В разгар веселья в шатер Раньеро заглянул шут в крикливо-пестрой одежде. Худой и проворный, казалось, он может пролезть в любую щелку. Один его глаз был насмешливо прищурен, а улыбка – полна ехидства. Все знали, как остер на язык этот шут. Он мог подшутить даже над самим герцогом Готфридом.
– Досточтимые рыцари! – Шут поклонился до земли, раскинув в стороны руки. – До звольте ничтожному шуту позабавить вас нехитрой выдумкой, а то и правдивым рассказом.
– Изволь, – снисходительно разрешил Раньеро. – Если только твой рассказ будет не слишком длинным и мы не уснем со скуки.
– Это уж я вам обещаю! – усмехнулся шут и, звякнув бубенцами, пристроился на перевернутом бочонке, поближе к выходу из шатра.
– Так вот что я хочу вам поведать. Как думаете вы, увенчанные победой рыцари, чем был занят сегодня апостол Петр[47]? Да, да, апостол Петр, там, у себя наверху, возле ворот, ведущих в рай. Да будет вам известно, он был задумчив и невесел. Ангелы в тревоге слетелись к нему, чтобы узнать, отчего апостол Петр так печален и почему нахмурены его брови.
Рыцари отставили недопитые кубки и все, как один, повернулись к шуту, который сидел на бочонке и крутил на пальце свой колпак с бубенцами.
Шут, словно не замечая всеобщего внимания, беззаботно продолжал:
