Рыцарь Курятника - [23]

— Как она хороша! — воскликнул Ришелье.

Кене осматривал раненую. Он медленно покачал головой и обернулся к герцогу и начальнику полиции.

— Может она говорить? — спросил Фейдо.

— Нет, — отвечал доктор.

— Слышит ли она, по крайней мере?

— Нет.

— Видит?

— Нет. Она в летаргии, которая может продолжаться несколько часов.

— Вы приписываете эту летаргию полученной ране?

— Не столько полученной ране, сколько случившемуся с ней. Я убежден, что эта молодая девушка испытала какое-то сильное потрясение — гнев или страх. Это могло лишить ее жизни. Рана остановила прилив крови к мозгу, но и ослабила больную, вызвав припадок спячки.

— Спячки? — переспросил Ришелье. — Что это значит?

— Оцепенение, первая степень летаргии. Больная не видит, не слышит, не чувствует. Летаргия не полная, потому что дыхание слышно, но все-таки такой степени, что, повторяю, больная абсолютно бесчувственна.

— Это так необычно! — сказал Ришелье.

— Итак, — сказал Фейдо де Морвиль, — мы можем разговаривать при ней, не боясь, что она услышит наши слова?

— Можете.

— И сон ее не может прерваться?

— Нет. Во всяком случае, я ручаюсь, что в ближайшее время это не произойдет: она не раскроет глаза, ничего не произнесет, глаза ее не будут видеть, слова для нее не будут иметь никакого смысла.

— Сколько времени может это продолжаться? — спросил Ришелье.

— Не знаю. Припадок произошел вследствие исключительного происшествия, и я совершенно ничего не смею утверждать. Организм обессилен из-за потери крови, и я не могу обычными средствами разбудить больную. С другой стороны, прервав сон, я могу нанести девушке непоправимый вред, так как даже естественное пробуждение может вызвать смерть — и смерть скоропостижную. Больная может раскрыть глаза — и испустить последний вздох.

— Ах, Боже мой! — сказала мадемуазель Кино.

— Но это не наверняка. Достаточно продолжительная летаргия даст телу полное спокойствие и уничтожит нервное волнение — тогда возможен счастливый исход.

— Неужели?

— Да. Все зависит от момента пробуждения. Если при пробуждении больная сразу не умрет, она будет спасена.

— А по-вашему, доктор, что произойдет?

— Я не знаю.

— Итак, я не могу ни сам говорить с ней, ни заставить говорить ее?

— Нет.

— Составьте протокол, доктор, а герцог окажет нам честь и подпишет его, как свидетель.

— Охотно! — сказал Ришелье.

— Если девушка умрет, не дав никаких показаний о преступлении, жертвой которого она стала, это будет ужасно! — сказал Фейдо де Морвиль.

— Согласен, но такое возможно.

— Однако надо провести следствие. Вы рассказали все, что знали? — обратился он к герцогу.

— Абсолютно, — отвечал Ришелье. — Я очень хорошо все помню. Вот как было дело…

И Ришелье рассказал все подробности. Фейдо, выслушав герцога, обратился с вопросом к Кино:

— Вы согласны со всем, что говорил герцог?

— Совершенно согласна, только я считаю нужным прибавить некоторые замечания.

— Какие?

— Сабину нашли распростертой на снегу. Капли крови были только вокруг нее и никуда не вели — это говорит о том, что девушка не сделала ни одного шага после ранения.

— Да, — подтвердил Кене.

— Что еще? — спросил Фейдо, слушавший с чрезвычайным интересом.

— На снегу не было никаких следов борьбы.

— Это значит, что нападение было неожиданным!.. Далее, далее, продолжайте!

— Сабину не обокрали: у нее на шее осталась золотая цепочка с крестом, в ушах — серьги, а в кармане — кошелек с деньгами.

— Удивительно! — сказал начальник полиции.

— Ее не обокрали… — повторил звучный голос.

Все повернулись. Жильбер, не пропустивший ни слова из всего сказанного, подошел к группе разговаривающих.

— Кто вы? — спросил начальник полиции, пристально посмотрев на него.

— Жених мадемуазель Даже, — ответил Жильбер.

— Ваше имя?

— Жильбер… Впрочем, герцог, вы меня знаете, я имею честь быть вашим оружейником.

— Это правда, — сказал Ришелье, — его зовут Жильбер.

Молодой человек поклонился.

— И ты жених этой восхитительной девушки?

— Так точно, ваша светлость.

— Ну, поздравляю тебя. Ты, наверное, представишь мне свою невесту в день твоей свадьбы?

— Ах! Надо прежде подождать, чтобы невеста выздоровела. Я прошу извинения у вас, герцог, и у вас, господин начальник полиции, что я вмешался в ваш разговор, но я люблю Сабину, и все что касается ее, трогает меня до глубины души… И ее не обокрали? — обратился он к мадемуазель Кино.

— Нет, друг мой, — отвечала она.

— У нее ничего не отняли?

— Абсолютно ничего.

— Так зачем же на нее напали?

Все молчали.

— У нее на руках или на теле были следы насилия? — продолжал Жильбер.

— Нет, — отвечал Кене.

— Нет, — прибавила Кино.

— Очевидно, ее ранили в ту минуту, когда она меньше всего этого ожидала и не старалась защищаться? Но зачем она пришла на улицу Тампль?

— Этого никто не знает, только она может объяснить это. Она вышла нынешней ночью из дому, и никто об этом не знал. Брат ее сегодня расспрашивал всю прислугу, всех соседей и ничего не смог выяснить. В котором часу она выходила, почему ушла одна, никого не предупредив — этого никто не знает.

Жильбер нахмурил брови, словно сосредоточившись на чем-то.

— Странно! Странно! — прошептал он.

Потом, как бы пораженный внезапной мыслью, прибавил: