Рыцарь Курятника - [15]

Лакей бросился к лестнице и исчез. Ришелье вернулся в будуар, где Камарго уже приготовила постель для раненой.

— Господа! Оставьте нас с этой девушкой, мы попытаемся остановить кровь и привести раненую в чувство, — распорядилась Кино.

Мужчины перешли в гостиную.

— Что же означает это происшествие? — спросил герцог де Бриссак.

— Дочь Даже, придворного парикмахера, ранена на улице Тампль… — прибавил Креки.

— Даже живет на улице Сент-Оноре, — заметил Ликсен.

— Но кто был с этой молодой девушкой?

— Без сомнения, она была одна, — сказал Таванн, — по крайней мере, мы никого не видели, и я не заметил на снегу никаких следов.

— В каком положении вы ее нашли? — спросил Ришелье.

— Когда я ее заметил, — ответил Таванн, — она лежала на снегу, напротив особняка Субиз, и тихо стонала.

— И возле нее все было в крови? — спросил Ликсен.

— Да, но эти кровавые пятна были только вокруг тела и никуда не вели, следовательно, девушку ранили на том же месте, где она упала.

— А были ли на снегу следы, указывавшие на продолжительную борьбу? — спросил аббат де Берни.

— Никаких следов.

— Значит, на нее напали вероломно, и убийца убежал.

— Если только она не ранила сама себя! — сказал Креки.

— Мы нашли бы оружие, — заметил Таванн, — а там не было ничего.

— Значит, ее ранили, чтобы обокрасть.

— Это надо узнать.

В гостиную вошла Госсен.

— Ну что? — спросили ее.

— Кровь запеклась около раны и сама остановилась, — отвечала она. — Бедняжка начинает открывать глаза…

— Она что-нибудь сказала? — спросил Таванн.

— Нет еще.

— Вы осмотрели ее одежду? Ее хотели убить, чтобы обокрасть?

— Нет, — ответила Госсен, — ее не обокрали — у нее на шее цепочка с золотым крестом, золотые серьги в ушах и в кармане кошелек с деньгами.

— Значит, — сказал аббат де Берни, — если не воровство побудило убийцу, то любовь или, скорее всего, ревность.

— Вероятно, — согласился Ришелье. — У нее было назначено свидание с каким-нибудь возлюбленным, которому она изменила и который захотел отомстить.

— Прекрасная месть! — сказала Госсен.

— Если бы все захотели убивать друг друга из ревности… — начал Ликсен.

— Завтра на свете не осталось бы никого! — закончил Ришелье.

— Ах, герцог! Разве вы не верите в верность?

— А вы, моя красавица?

Госсен улыбнулась.

— Я верю только тому, что вижу, — ответила она.

— Слушайте! Дверь особняка открылась, это, наверное, Кене, — сказал Таванн.

Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним — все дамы.

— Мои пожелания будут выполнены? — спросил он у Камарго.

— В точности, — отвечала танцовщица. — Мои служанки не отойдут от нее ни на шаг и сделают все, как вы сказали.

— Особенно следите, чтобы она не произносила ни слова.

— Да, хорошо.

— Что вы думаете об этой ране? — спросил Таванн.

— Это чудо, что девушка не умерла сразу!

— Неужели?

— Рану нанесла твердая рука, державшая нож с острым коротким лезвием, которое вонзилось сверху вниз там, где начинаются ребра. Очевидно, тот, кто ударил этим ножом, хотел убить, потому что метил прямо в сердце.

— Но он в сердце не попал?

— Нет, лезвие скользнуло по ребру.

— Значит, вы спасете эту девушку?

— Не думаю.

— Как?!

— Задето левое легкое, рана глубокая и очень опасная. По всей вероятности, девушка не выживет.

— Однако, хотелось бы знать, кто ее так вероломно ударил.

— Надо заставить ее говорить, а единственная возможность спасения для нее заключается в молчании.

Таванн обернулся к Кино.

— Вы наверняка знаете, — спросил он, — что это — Сабина Даже, дочь парикмахера?

— Да.

— Как странно!

Кино заметила озабоченный вид виконта. Она пристально посмотрела ему в лицо.

— Почему это странно? — спросила она.

— Вы это узнаете, — ответил Таванн резко, — только не теперь.

— Что такое с Таванном? — тихо сказал маркиз де Креки аббату де Берни.

— Не знаю. Но я тоже это заметил…

Вдруг на улице раздался страшный шум — громкий, пугающий. Грянув, как удар грома, он заставил аббата замолчать, и тот застыл с разинутым ртом. Все переглянулись.

— Ах, Боже мой! — воскликнула Камарго, побледнев. — Это еще что такое?

Крики на улице усилились и перешли в ужасный вой.

— Пожар! — сказал доктор.

Ришелье, Бриссак, Креки бросились к окнам гостиной, которая выходила в сад, то есть по направлению к улице Фран-Буржуа.

Теперь помимо криков был слышен лошадиный топот. Потом красноватый отблеск осветил горизонт, выхватывая из темноты профили остроконечных крыш.

— Что это такое? — продолжала Камарго, приходившая во все большее волнение от таких неожиданных происшествий.

Вдруг дверь в гостиную открылась, и вбежала испуганная камеристка.

— Ах!.. — вскрикнула она, сложив руки.

— Что такое? — спросили дамы. — Говори скорее, Нанина!

— Горит особняк графа де Шароле.

— Но ведь особняк графа на улице Фран-Буржуа, а пожар в двух шагах отсюда!

— Милосердный Боже! — сказала Софи. — Мы все сгорим заживо!

— Не бойтесь ничего, — возразил Бриссак. — Если особняк Шароле горит, — прибавил он шепотом, наклонившись к Камарго, — я желаю только одного — чтобы граф сгорел вместе с ним!

Крики усиливались с каждой минутой, пламя поднималось над домами, и пожар был уже так близко, что можно было ощутить его дыхание.