Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий - [63]
Естественно, дипломатическая служба союзного государства Короны Польской и Великого княжества Литовского не договаривала всей правды бахчисарайскому двору об имеющихся у нее сведениях про эвентуальные планы московских служилых людей возвести новую пограничную крепость в нижнем течении Днепра, поскольку сама не имела достоверных сведений на этот счет. Сманив на свою сторону князя Дмитрия Вишневецкого и его казаков, Московскому государству объективно не было никакого резона в условиях международного военно-политического кризиса накануне Ливонской войны прилагать дополнительные усилия по укреплению своих военно-стратегических позиций и возможностей в среднем Поднепровье, поскольку оно уже реально получило в свое распоряжение опорную операционную базу в виде Хортицкого замка, а также необходимую для ее обороны вооруженную силу в лице днепровских казаков князя Д.И. Вишневецкого.
Вряд ли в этих условиях у Московского государства была целесообразность строить еще один город: это мероприятие потребовало бы отправки достаточно крупной группировки сил в несколько тысяч человек. Достаточно вспомнить, что, согласно материалам люстрации Каневского замка 1552 года, за год до этого для его ремонта присылалось полторы тысячи «добродревцев» из поветов Великого княжества Литовского в верхнем течении Днепра. Строительство аналогичного замка Московским государством потребовало бы не меньшего количества работников, а также высылки туда гарнизона с артиллерией и дополнительных сил по охране работ, общим числом не менее 4–5 тыс. человек, которых предварительно следовало бы собрать, организовать и снарядить (и это — не считая заготовки строительного леса). Прекрасно понимая утопичность такой возможности без предварительной масштабной подготовки, Сигизмунд II Август явно блефовал, говоря крымскому хану об угрозе усиления московского военного присутствия на северных окраинах его владений, преследуя при этом, на наш взгляд, двоякую цель: с одной стороны, он провоцировал вооруженную активность крымчаков против Московского государства, но, с другой стороны, одновременно предупреждал Девлет-Гирея I о возможности окончательного перехода князя Вишневецкого и его людей на службу к царю Ивану IV Васильевичу и, как следствие, установлении контроля над этими укреплениями русскими служилыми людьми.
Не имея формальных оснований и права в рамках феодальной юридической традиции того времени самостоятельно совершить карательный поход против своего строптивого и своевольного вассала, в верности которого он не был до конца уверен, король польский и великий князь литовский, фактически, предоставил карт-бланш на это крымскому хану. При этом он сохранял в своих руках все возможности манипулирования ситуацией: если бы князь Дмитрий убедил бы его в своей лояльности, то он оказал бы ему военно-техническую и материальную помощь для отражения похода крымских и турецких сил, но если такой уверенности у него не было (как это произошло на самом деле), предоставив крымчакам и их союзникам возможность свести старые счеты с давнишним врагом, сохранив при этом вид добродетельного монарха, не желающего собственноручно карать отступника и проливать в братоубийственной усобице кровь своих подданных (пусть лучше за него это сделают другие).
События 1558 года, когда русские служилые люди под началом князя Д.И. Вишневецкого передовым отрядом вновь заняли о. Хортицу, а арьергардом и базой снабжения расположились на Монастырском острове в 15-ти верстах вверх по течению Днепра, вновь на некоторое время придали актуальность вопросу о «московской крепости на Днепре». По крайней мере, Сигизмунд II Август не исключал возможной попытки исполнения уже самим князем Вишневецким реальных или им же придуманных и принятых царским правительством Избранной рады планов, на этот раз — за счет ресурсов Московского государства. Причем речь шла явно не об уже упоминавшемся русском «Псельском городке», существование которого из противников Московского государства не воспринимал всерьез, а о некой более конкретной для Речи Посполитой угрозе.
Об этом свидетельствует грамота короля польского и великого князя литовского от 6 мая 1559 года к панам радам Великого княжества Литовского «о новинахъ зъ Украины» (о новостях из порубежья с Диким полем — О.К.). Из этого послания мы узнаем, что «писалъ техъ часовъ до насъ справца воеводства Киевского князь Миколай Андреевичъ Збражский, поведаючы новины, которые тамъ подъ симъ часомъ на Вкраине деютъ, а звляща: ижъ князь великий Московский замокъ будовати хочетъ на врочищы Монастырищохъ межи замкомъ нашим Черкассы и островомъ Хортицой. Съ которогожъ мы листу его, до насъ о томъ писаного, для лепшого выразуменья и препись и тежъ листъ отъ старосты Черкаского пана Есифа Халецъкого, къ нему писаный, до васъ посылаемъ. Поразумеете, ваша милость, ижъ те новины сгождаються съ писаниемъ пословъ нашихъ зъ Москвы. А прото штобы ваша милость намовили и намъ здание и раду свою выписали, што ся въ томъ ваша милости видети будетъ: и естли тотъ неприятель будовати на нашом кгрунте восхочетъ, которымъ способомъ боронити, а не допускати того будованья на кгрунте нашомъ»
