Рыцарь Бодуэн и его семья. Книга 1 - [79]

* * *

По словам матушки, она полюбила графа Раймона — так сильно, как пишут в романах, знаешь — о Бланшефлор там, о Клижесе и Фениссе — или лучше скажу, о Фламенке или же об Иньоре. Потому что в этих двух романах любовь тоже прелюбодейская. Потому что на Юге, как на севере говорят, это не такая уж редкость и даже, можно сказать, модное занятие. А я тебе скажу, как побывавший и там, и там — такой грех везде случается; только в Лангедоке про него порою стихи пишут неблагочестивые люди, а в Лангедойле — анекдоты рассказывают, фабло пикардийские. Много еще, конечно, от правителя зависит, от графа, виконта или, если область клирику принадлежит — то от клирика. Каков, то есть, аббат — таков и монастырь. А благочестивые, святые души — везде редкость, Божье золото, выкуп за нас, людей обыкновенных; соль земли, которой всякая земля, южная ли, северная, равномерно просолена.

Матушка моя, женщина тихая, забитая до крайности — хотя в те времена супруг ее еще не бил, она все равно его боялась — толком не знала, что бывает любовь и связанная с ней радость. Граф Раймон, по ее словам, оказался для нее страшно другим — будто существо иной породы, как тот же король фей из лэ о Йонеке. Он проезжал через наше захолустье случайно — направляясь к шампанскому графскому двору (тогда еще граф Тибо был жив), слегка перепутал дороги. Вот они и добрались до ближайшего поместья — сначала хотели только заночевать со свитою, а получилось, что задержались на три дня. Граф Раймон не просто так разъезжал по лену короля франков — он через королевские домены направлялся в Бретань, в порт, чтобы отбыть оттуда в Англию — жениться на английской принцессе. На Жанне Плантагенет, вдове короля сицилийского Гильема Доброго. Жанне, прозванной Прекрасной… Золотоволосой принцессе, сестре Ришара Львиное Сердце, даме, которую Филипп Август, король наш, некогда в городе Мессине так возжелал, что даже вскочил с места, когда госпожа Жанна вошла в залу…

Королеву Сицилийскую, вдову с богатым приданым на Сицилии и на материке — в виде того же богатого города Бокера в Провансе и прочих владений, в Аженэ — сосватал граф Раймон, желая примириться наконец с Плантагенетами. Отец-то его, Раймон V, все время ссорился с львиносердым Ришаром и с его отцом; однажды даже чуть не потерял Тулузу — когда папаша Плантагенет ее осадил, только вмешательство тогдашнего короля французского и спасло бедного графа и его столицу. Казалось бы, лучше нет партии, чем Жанна Английская… И граф Раймон мог вполне радостно направляться к месту бракосочетания (наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя[22], услужливо сказала моя воспитанная на Адемаровом часослове память). Однако же, как рассказывают знающие люди, до брака с Жанною был граф Раймон уже неоднократно женат. Первый раз — по воле отца, на богатой провансальской вдове вдвое старше себя самого; госпожа Эрменгарда не была приветлива с восемнадцатилетним мужем, не принесла ему ни радости, ни детей — только графство Мельгейль в приданое — и вскоре умерла, через пару лет после брака, нимало тем не огорчив своего супруга, потерявшего целомудрие даже не ради плотских радостей, столь важных для молодых людей — но ради династических интересов собственного родителя. Насколько известно лично мне, все эти два года граф Раймон был своей старой и нелюбимой жене верен.

Освободившись от старушки Эрмессинды, граф Раймон наконец воспользовался своим статусом молодого вдовца. Его постигла первая любовь — насколько мне известно со слов знающих людей — к потрясающе красивой тулузской горожанке. Девушка была простого рода, жениться на ней оказалось никак не возможно, но эта — не то ткачиха, не то швея — была честной и преданной возлюбленной и никогда не желала большего, чем пара не слишком-то то хороших стихотворных строк, гостевания раз в месяц и насмешливо-уважительных пересудов соседей — «графская любовница! Вы слышали? Бернарда-то соседская — любовница молодого графа!» А влюблены в него уже тогда были столь многие (почитай что вся Тулуза), женщины — по-женски, а мужчины — на свой манер, полубратской, полусыновней, очень плотской вассальной любовью…

Но графская доля тяжелая, а особенно тяжела доля графского сына и наследника. Потому что таковой непременно должен через браки родниться с кем надобно и заводить наследников, а наследника от Эрмессинды граф Раймон еще не успел завести. Потому отец и его заглавные бароны, дав ему отдохнуть полтора года от браков, снова женили молодого (двадцати и двух лет) и замечательно вежественного инфанта Раймона на очередной полезной невесте. На этот раз — на дочери виконта Безьерского, Беатрисе. Беатриса, по словам знавших ее людей, хотя и красивая, была весьма болезненна и склонна к еретической вере. Более всего она желала отделаться от всего мирского и удалиться в катарский монастырь; катарские монастыри, милая моя Мари, по уставу не слишком отличны от наших затворнических — женщины живут там в строгом уединении, проводя время в молитве и воспитании девочек. Только учат там бедных детишек не катехизису, а основам катарской еретической веры, которые я изложу тебе позднее — когда к слову придется. Так вот дама Беатриса спала и видела, как бы надеть на плечи черную катарскую власяницу и такой же жесткий скапулир, чтобы без конца отмаливать свои и чужие грехи и называться гордым именем «доброй христианки». А надо тебе сказать, милая моя, что верующие катарской церкви наихудшим изо всех грехов считают плотское соитие — в том числе и брачное. Это для них, понимаешь ли, хуже убийства, или поклонения идолам, или святотатства на Пасхальной неделе. Потому, полагаю, брак их с наследником Тулузы не стал особенно веселым, если за пятнадцать лет такового дама Беатриса родила супругу одну только дочь, Констанцию. Тихую рыжеватую девочку, годившуюся в жены королю Наваррскому (куда она впоследствии и угодила), но ни в коем случае не в наследники огромных доменов. Утомившись друг от друга за пятнадцать лет почти бесплодного брака, за которые супруги виделись довольно редко, они наконец развелись — воспользовавшись Папским законом правом о степенях родства, как частенько делают надоевшие друг другу богатые мужи и жены. Удоволенная дама Беатриса ушла наконец в свой катарский монастырь в Лотреке, а граф Раймон с облегчением вернулся к свободной жизни. Заимел от двоих возлюбленных троих бастардов, сына Бертрана и двух девиц, Гильометту и Раймонду. Все трое — красивые, здоровые дети, которых отец намеревался в будущем хорошо пристроить: сынка — в рыцари, потому как наследовать ему ничего по статусу не полагалось, а девиц — замуж или в хороший монастырь. А вскоре граф даже женился в третий раз — как ни странно, по любви.