Рыцарь без меча - [123]

Его глаза были серыми, седые волосы падали на плечи. Аккуратные усы и бородка, строгий, безукоризненный костюм и манеры говорили о благородном происхождении. Он секунду смотрел на них, потом вежливо улыбнулся.

— Очень рад видеть вас в своём доме. Меня зовут Лионель Аркамбер.

— Аркамбер?! — изумился Эдвин.

— Да. Я потомок рыцаря Адриана. Кажется, именно о нём вы читаете в книге о Дороге?

Эдвин и Диаманта дружно закивали.

— Садитесь, — пригласил хозяин, указывая на широкий диван, и опустился в кресло напротив. — Я знаю о вас от его высочества Аксианта. Наверное, вас удивляет, почему мы знакомимся только сейчас, почему его высочество не привёл вас ко мне сам. Но всему своё время. Чем вы занимаетесь?

Эдвин коротко рассказал ему о себе, о поездке, об отце.

— А у вас нет связи с его высочеством Аксиантом? — спросила Диаманта.

— К сожалению, нет. Когда он жил здесь, иногда сам заходил ко мне. Поэтому всё, что я могу — это предложить вам свою посильную помощь. Я понимаю, что смириться с неизбежным тяжело. И тяжело смириться с расставанием. Но, как вам известно — известно даже лучше, чем мне — в этом Мире нет истинных печалей и нет истинных расставаний. Поэтому не стоит противиться обстоятельствам. В Мире Неба известно всё, что происходит в Мире Дня. Раз его величество Рэграс допущен к власти, значит, наш удел — подчиняться ему, даже если его решения кажутся неверными.

— То, что произошло с отцом — вопиющая несправедливость.

Лионель покачал головой.

— На свете не существует несправедливости. Всё, что происходит — справедливо. Это нужно для нашей пользы, даже если мы этого не понимаем.

— В таком случае получается, что все поступки в равной степени хороши? — спросил Эдвин. — Получается, что развязать войну или убить кого-то в такой же степени справедливо, как не развязать и не убить?

— Нет, конечно же, нет. Здесь присутствует определённая тонкость… На самом деле — то есть в Мире Неба — нет никаких войн и нет смерти. И кроме Мира Неба, на свете нет Миров. Великий Мир — не более чем сновидение. Можно верить в его реальность, а можно просто смотреть этот сон, не вмешиваясь в ход событий. Пусть они текут своим чередом.

— Но ведь сон снится не просто так. Он снится, чтобы мы чему-то научились — иначе он не имеет смысла.

— Может быть, да, а может быть, и нет… Вопрос о смысле нашей жизни — философский вопрос, на него невозможно дать однозначный ответ. Я предпочитаю не противиться неизбежному. Наверное, потому что люблю жизнь.

— Но ведь смерти нет. Значит, в конечном счёте бояться нечего, — заметила Диаманта. — Хотя страдание всё равно вызывает страх…

— Именно поэтому мне и кажется неразумным подвергаться ложным опасностям — так ведь сам не заметишь, как начнёшь верить в их истинность… Впрочем, это выбор каждого. Невозможно остановить борца, пока он сам не поймёт, что борьба бессмысленна. Невозможно утешить плачущего, пока он сам не поймёт, что не нуждается в утешении, что плакать не о чем… Книга говорит именно об этом. И об этом косвенно напоминают многие мои труды.

— Вы учёный?

— Да, Диаманта. Думаю, ты даже знакома с моими работами. Я пишу не под фамилией Аркамбер, а под фамилией Дель. Лионель Дель.

— Конечно, я знаю ваши книги! Они же входят в университетский курс.

— А почему вы пишете не под своей фамилией, если не секрет?

— Видишь ли, Эдвин, это сложно объяснить в двух словах. Точнее, объяснить можно, но непросто передать все нюансы вопроса. С одной стороны, мне хотелось бы каким-то образом отграничить себя как человека от себя как учёного. Считайте это проявлением скромности или же, наоборот, гордыни, как вам угодно… Ну и, во-вторых, фамилия налагает определённые обязательства, а я должен признать, что не стремлюсь, да и никогда всерьёз не стремился служить Миру Неба, как мой достославный предок, ваш покровитель Адриан. Но я не хотел бы, чтобы вы сочли, что я отказываюсь от имени и от долга. Как раз наоборот. Я крайне серьёзно и ответственно отношусь к своему роду и к наследию, оставленному Адрианом и запечатлённому в книге о Дороге.

— Вы читали её? — спросил Эдвин. Диаманта, слушая мягкую, гладкую речь Лионеля, никак не могла отделаться от ощущения, что она на лекции в университете.

— Да, но не в том смысле, в каком, я полагаю, её читаете вы, Эдвин. Я учёный, и книга мне интересна прежде всего как объект для изучения. Она интересна мне как памятник, как проявление литературного мастерства, как выражение философской позиции. Многие мои работы так или иначе посвящены идеям, изложенным в ней.

— Как? Она же всё время меняется!

— У меня есть достаточно большое количество экземпляров. Да, не удивляйтесь; только текст в них не меняется. Они специально переписаны для меня разными людьми. Я собираю тексты этой книги. И тексты, которые хранятся в моём архиве, всегда остаются неизменными. Согласитесь, что изучать книгу, которая постоянно меняется, очень неудобно и едва ли возможно, — Лионель улыбнулся.

— Но зачем её изучать? Ведь главное в ней — Дорога, а книга просто помогает идти…

— Как вы знаете, Диаманта, на любое произведение, в том числе и на книгу, можно смотреть с разных сторон. Я выбрал свою сторону, взгляд учёного — и не разочарован. Она чрезвычайно интересна для исследователя. Особенно для философа.