Рыцарь бедный - [28]

Это был маленький, тщедушный, нервный, преждевременно стареющий блондин, автор популярного шахматного учебника и других книг по теории игры, издатель шахматного журнала «Чесс мансли».

На международной арене Цукерторт резко выдвинулся в конце семидесятых и особенно в начале восьмидесятых годов, завоевав ряд призов на международных турнирах и в 1881 году со счетом +7, –2, =5 победив Блекберна, которому вообще не везло в матчах.

В начале своего шахматного пути Цукерторт славился как комбинационный игрок, но затем стал уравновешивать свой стиль позиционным маневрированием, что, как ни странно, привело к снижению его успехов.

Оба Паульсена были опытными международными маэстро, неизменно занимавшими высокие места в турнирах тех лет. Из них сильнейшим был Луи Паульсен – крупный теоретик и выдающийся матчевый боец, дважды победивший (в 1876 и 1877 гг.) состарившегося Андерсена.

Джемс Мэзон – ирландец, переселившийся в Америку, выдвинулся в американских турнирах. Он был чемпионом США 1876 года, но затем вернулся в Англию и в течение четверти века с переменным успехом выступал в международных турнирах. Это был сильный, изобретательный тактик со всеми достоинствами и особенно недостатками среднего шахматного профессионала, о которых расскажем далее.

Таковы были основные соперники Чигорина.

Треволнения дебютанта

Итак – первое международное выступление, так сказать, публичный экзамен на звание международного маэстро. Не мудрено, что Михаил Иванович волновался – слишком много значил для него этот турнир.

И вот наконец первый тур. Торжественная обстановка, зрители, репортеры берлинских газет – все ново, интересно и приятно, но непривычно для «скромного русского медведя», как поспешили окрестить Чигорина веселые коллеги.

В первом матче Чигорин встретился тоже с новичком международной арены – австрийским маэстро Виттеком, зарекомендовавшим себя в национальных турнирах смелым комбинационным игроком. Однако, попадая под огонь противника, Виттек обычно не оказывал в защите особенного упорства.

Михаил Иванович сразу допустил психологическую ошибку: решил «прощупать» не известного дотоле ему противника и до выяснения его шахматного «лица» играть осторожно и, вопреки своему обыкновению, не рисковать.

Неожиданно робкая игра Чигорина в дебюте, да еще белыми, быстро привела к худшему положению. Вскоре Чигорин вынужден был отказаться от рокировки, и его король попал под неотразимую атаку. На 41-м ходу после тщетных попыток добиться вечного шаха Михаил Иванович сдался и поднялся со стула, как будто облитый холодной водой.

«Эх! – с горечью подумал он, – куда уж мне в международных турнирах играть, такому недотепе. Сидел бы уж в своей проклятой канцелярии, как таракан в щели, и не совался бы с суконным рылом в калашный ряд.

Позорно играю! Э-эх! Черт меня дернул заняться шахматами! Правильно говорила Оля: „Продал душу за горсть деревяшек“.»

Такие минуты самобичевания и горького разочарования в любимом деле случаются у каждого творческого работника. Для шахматистов же, чьи нервы во время трудного соревнования натянуты, как струны, они обычны. Впрочем, такое настроение быстро проходит – после первого нового успеха!

К Чигорину подскочил Винавер.

– Что с вами, дорогой мой? Нездоровы? Проиграть в этом турнире можно всякому, но не так безропотно. Не ожидал от вас! Трусите, что ль?

– Поджилки дрожат, – откровенно признался Чигорин. – На каждый свой ход предчувствую громовой удар. И не привык сидеть на виду у публики. Ведь у «Доминика» или в клубе совсем простая, домашняя, можно сказать, обстановка. А тут перед лицом всей Европы. И все противники такие опытные, уверенные в себе. Зря я сюда приехал…

– Что значит «опытные»? А вы не опытный?

– Да ведь я до сих пор с иностранными профессионалами не встречался совсем.

– Вздор! Не унывайте! Сначала всегда страшно. А что до опыта – его у вас не меньше. Представьте только, садясь за доску, что играете не здесь, а у «Доминика», и, как там, атакуйте, рискуйте, жертвуйте! Помните русскую поговорку «Смелость города берет»? Завоюйте город Берлин, хе-хе, как русские казаки сто двадцать лет тому назад!

Чигорин приободрился.

– Пожалуй, вы правы. Конь о четырех ногах и тот спотыкается. Не шахматный конь, правда. Играть надо вовсю, чтоб чертям тошно было! А то домой будет стыдно возвращаться. Засмеют! Надо взять себя в руки. Спасибо, добрый мой Симон Абрамович!

И в следующих турах Чигорин как бы переродился. Он постиг секрет успеха: во время каждой партии думать не о том, силен или слаб противник, не о возможном результате борьбы, а только о том, чтобы сыграть как можно лучше, отдать всего себя творчеству в эти тяжелые пять-шесть часов.

Ведь мастер только тогда не чувствует угрызений совести после проигрыша, если он может честно сказать самому себе: «Я сделал, что мог! Кто может, пусть сделает больше!»

Партия за партией! Победа за победой! В следующих десяти турах Михаил Иванович набрал 8½ очков и нагнал шедшего на первом месте Блекберна, опередив Цукерторта.

Вскоре наступила решающая схватка двух лидеров турнира.

Блекберн играл белыми, но, к общему удивлению, избрал спокойный симметричный вариант ферзевого гамбита, видимо опасаясь русского соперника и стремясь к почетной ничьей.