Рыбья плоть - [33]

Фархад повёл Рафа селиться в вагончик. Весь посёлок представлял собой место размером с футбольное поле, по периметру стояли вагончики. Вагончики изготовляли в таких же учреждениях, что и спецодежда, только ориентированных по другому профилю, по строительству. Другие учреждения строили сборно-щитовые бараки, третьи пилили для всех брёвна на доски. В общем, индустрия процветала. Всё шилось, пилилось, и водка лилась, как оплата всего этого адского труда! Фархад подвёл к спаренному вагончику и сказал:

— Здесь место свободно, на постоянке!

Сам внутрь заходить не стал, опасаясь вопросов и требования чего-либо. Требовали всё: кинопередвижку, бильярд, занавески на окна и всё, что в дремучую голову помбура взбредёт! Аргументом было:

— А вот в соседней экспедиции телевизор привезли!

— Ну и что! — отвечал Фархад, — Ведь всё равно он передачи не берёт!

Но из толпы неслось:

— Ну и что! Пусть не показывает. А, может, настроим, антенну изобретём. Пусть стоит!

Фархад избегал таких диалогов и послал Рафа в самостоятельный путь к кровати. Внутри помещения, закатав матрасы совместно с постелью, на панцирных сетках сидели помбуры. Почти все почему-то были без одежды, лишь в нейлоновых плавках. Объяснений столь странному гардеробу можно было предположить два. Первое — персоны хотели продемонстрировать лагерные наколки, второе — в помещении было очень жарко. В центре комнатушки стоял «козёл», такая самодельная электропечь на стальных ножках. На печи находилось цинковое ведро, в котором кипело ключом, судя по запаху, мясо. Собравшиеся в вагончике люди по очереди подбегали к ведру, подцепляли вилкой кусок серого мяса и острым ножом отрезали кусочек с краю. Потам прожёвывали кусочек и единодушно поддакивали:

— Не-е-ет! Ещё не готово! Не готово!

Запах для толком не евшего несколько дней Рафа стоял душераздирающий! Тот, который сидел на одной из коек, что у окна, на правах старшего скомандовал ему:

— Чё стоишь? Занимай свободную шконку. Та свободна! — и указал на свободную кровать у входа.

Засаленный мазутом матрац на койке был так же скатан в рулон, внутри которого находилась красного цвета подушка, с комьями ваты внутри. Раф без комментариев бросил сумку и спецовку на сетку кровати, которая была не панцирная, а из проволочных крючочков, и представился:

— Раф!

Все присутствующие, их было человек пять, почти хором, параллельно представились, поэтому Раф сразу не разобрал, кого как зовут. Он только понял, что того, который казался старшим, зовут Лист. Впоследствии это оказалась фамилия, а звали его Ваня. Это имя ему не нравилось, поэтому для всех он был Лист. Возможно, это была когда-то кличка, или кличка его отца, которая потом органично перешла в фамилию. Еще беспризорным в детском доме давали фамилии «с потолка», но на человека, имеющего отношение к музыке, Лист не походил. Если бы Раф разбирался в тюремной геральдике, он, может, смог что-либо про него сказать. А так, перед ним сидел с ногами на кровати крепко сложенный жилистый человек. На плечах и на ногах выше колена у него были наколки в виде звёзд с восьмью концами. Ещё был наколот меч, обвитый змеёй, роза, обмотанная колючей проволокой, и многое другое. Как понимал Раф, наколки были серьёзные, таких, чтобы сделаны были в порыве минутной слабости, не было. Потом уже, когда Лист метнулся к ведру, он заметил на спине изображение храма, только, сколько куполов — сосчитать не сумел. В этот момент, обладатель храма на спине предложил:

— Бери вилку, пробуй!

Раф с удовольствием отрезал изрядный кусок и с лёгкостью проглотил его.

— Ну, как? — спросил его, как чуть позже уяснилось его имя, Сапог.

Это был помбур по фамилии Сапожников. Кроме длинной фамилии он имел очки с большими диоптриями. Это не мешало ему проходить медкомиссию, так, как её никто никогда не проходил. Всех здесь звали по кличкам, трансформированным, в основном, из фамилий. Кроме, разве что, Геббельса и Утопленника.

— Очень хороший вкус! — ответил Раф.

— Жуётся нормально?

— Отлично! — нахваливал он.

— Ну, тогда снимаем. Воду давай сливай!

— Странно, бульон выбрасывают! — думал Раф, — Наверное, оленя завалили, мяса много, вот и не нужен никому бульон!

На самом деле, обитатели вагончика с утра убили приблудившуюся собаку. Может, от хантов она сбежала, от побоев. Может, где сейсмики на тягаче проезжали. Никакого транспорта никто не видел, а собака появилась. Её сварили в ведре, даже не став выяснять подробности. Рафу не стали даже уточнять, что он ел. Всё так были уверены, что каждый знает, что там варится, а лишний раз распространяться не желали: «Вдруг хозяин собаки объявится? Начнёт права качать». А так — от нынешнего люда слова не добьёшься! На всё один ответ: «Ничего не видел! Ничего не знаю!». От такого отношения к жизни сплетен здесь очень мало.

После такой закуски заварили жидкий чаёк. Норма заварки для этого десерта везде существовала одинаковая: на трёхлитровый эмалированный чайник — пятидесятиграммовую пачку чая. К тем временам к грузинскому чаю уже стали подмешивать индийский, стали купажировать, назывался этот чай «номер 36». Такой чай считался деликатесом, пили его некоторые работяги даже с сахаром и, если присутствовало, — с печеньем или сухарями из засохшего хлеба. Таким гурманом среди присутствующих был Вова Фёдоров. Работал он помощником дизелиста, другими словами, выполнял всю грязную работу в дизельном помещении. Хотя удостоверение для обслуживания дизелей имел. Судя по его запойному характеру, удостоверение он приобрёл чудесным образом.