Рыбы поют в Укаяли - [57]
— Вы хорошо стреляете?
Удивившись, нищий скорчил скромную мину и ответил с легкой иронией в голосе:
— С расстояния в сто шагов я попаду сеньору прямо в глаз.
Это меня весьма обрадовало, и я спросил его, чем он вообще занимается и есть ли у него свободное время.
— Я волен, как птица, — ответил он, — ни от кого не завишу.
— Так это же прекрасно! — воскликнул я. — Как раз такого человека я ищу. Буду весьма рад, если такой меткий стрелок, как сеньор, присоединится к моей экспедиции в качестве моего друга и защитника.
Мое предложение застало бродягу врасплох; он был восхищен им и с радостью согласился. И вот Октавио — так его звали — стал работать у меня.
У него был свой собственный, весьма своеобразный кодекс чести. Иногда он относился ко мне как к другу, был старателен, любезен и приносил мне в дар множество птиц, хотя я и порывался заплатить за них. Иногда же, вспомнив, что он просто работник, нанятый мною, Октавио становился невыносимым, приносил мало птиц, но зато много торговался и обманывал меня на каждом шагу.
С самого начала мы условились с ним, что за новых, неизвестных птиц я буду платить ему значительно больше, чем за птиц, широко распространенных.
Как-то раз мы добыли нескольких тангаров — великолепных птиц с красными головками и красными же клювами. Некоторое время спустя Октавио принес мне еще одного тангара и заявил, что это необычный экземпляр.
— Необычный! — подчеркнул он с торжествующей улыбкой на своей плутовской физиономии.
Я недоумеваю: передо мной обычный тангар, и в то же время не тангар. Головка у него красная, но клюв не красный, а черный. Только взяв лупу и внимательно осмотрев его, я понял, в чем дело. Мошенник мастерски покрасил клюв, надеясь получить хорошие деньги за «новый» экземпляр.
— Обманщик! — говорю я полушутя, чтобы не обидеть его (а обидеть его очень легко).
— Нет, сеньор! — говорит он, гордо подбоченясь. — Ваши слова оскорбляют меня; они лишены и проблеска справедливости. Разве я не сказал вам ясно, что это «необычный» экземпляр?
— Но ведь ты хотел обмануть меня, признайся!
— О святой Иосиф! Намерения у меня были самые благородные и дружественные по отношению к вам. Мною руководило только похвальное стремление сделать приятное нам обоим — сеньору и мне. Но если нет, так нет!
И все-таки я был обижен и прочитал Октавио целую проповедь о том, что такое дружба. Прослушав ее, раскаявшийся грешник торжественно пообещал мне исправиться и великодушно заявил, что дарит мне тангара. Потом он скромно попросил, чтобы я вытащил у птицы из хвоста перья; оказывается, бездельник и там «исправил» природу, вклеив в хвост тангара перья другой птицы.
Рядовой читатель не может даже представить себе, насколько распространены в Южной Америке коррупция и взяточничество — особенно там, где к власти прорываются фашистские клики, — причем коррупция неприкрытая. Там у государственного служащего спрашивают не о том, какое у него жалованье, а какой доход приносит ему служба, имея в виду побочный доход. «Революции» в этой части света часто объясняются не борьбой идей, а драками из-за места у кормушки.
Во время моего пребывания в Бразилии мне довелось несколько раз услышать одну историю, которая, как меня уверяли, не была вымышленной.
В Куритибе стоял пехотный полк, в Понта-Гросе тоже. Дисциплина среди офицеров и солдат обоих полков падала: начальство объясняло это тем, что они чересчур долго находились в одном и том же месте. Командование предписало этим полкам поменяться местами, в которых они были расквартированы, и выделило с этой целью соответствующие суммы. Что же сделали командиры полков? Оставив полки на старых местах, они сменили их номера и названия и сами поменялись местами друг с другом, после чего послали командованию рапорты о том, что приказ выполнен. Разумеется, сумму, выделенную на переезд, они поделили между собой.
Тогда же со мной произошел следующий случай. Я ехал из Куритибы в Понта-Гросу по железной дороге, и так как у меня было много вещей, я решил сдать их в багаж. Чиновник на вокзале в Куритибе взвесил их, однако, начав выписывать квитанцию, о чем-то задумался и в конце концов предложил мне такую аферу. Багаж весит триста килограммов, и его транспортировка обойдется мне примерно в сто мильрейсов. Он напишет на квитанции, что багаж весит только шестьдесят килограммов; это обойдется мне лишь в двадцать мильрейсов, а разницу, то есть восемьдесят мильрейсов, мы честно поделим пополам. Таким образом, вместо ста мильрейсов я уплачу только шестьдесят. Это предложение отнюдь не восхитило меня, тем более что при этом присутствовало четверо свидетелей: двое моих спутников и двое носильщиков из Куритибы. Я уже собрался отказаться, но один из моих спутников, хорошо знакомый со здешними обычаями, шепнул мне, что у меня есть только один выход — согласиться, иначе багаж просто пропадет в дороге или же возникнут какие-нибудь другие неприятности. Мне пришлось согласиться. Багаж действительно благополучно прибыл к месту назначения, и по дороге ничего не пропало.
