Рыбы не знают своих детей - [13]
Юлюс умолк и смотрел на дальнюю гору, из-за которой выползала тлеющая головня солнца. Мой друг был печален. С таким лицом на восходящее солнце не смотрят. Это — взгляд, обращенный в себя. Неужели он заново переживал всю эту историю? Или сожалел, что поведал ее мне? Ведь бывает такое: разоткровенничаешься развяжется язык, а потом самому тошно.
— А что ему было за это?
— Кому? — точно его разбудили среди ночи и задали какой-то чудной вопрос, недоумевающе повернулся ко мне Юлюс.
— Да этому, Сидорычу.
— Ничего ему не было. Ведь заявку никто не подал, а то, что был уговор на словах, — это еще доказать надо. Уволили его из хозяйства, на том все кончилось. Правда, ребята его еще нагишом по проселку прогнали. Спрятали в бане не только одежду и сапоги, но даже и полотенце, и веник, шайку и ту куда-то в снег зарыли. Пришлось ему домой бежать в чем мать родила. Говорят, хорошо он выглядел, хозяйство ладошками прикрывши. Некоторые заранее знали, что будет такое представление, — кто-то постарался, раструбил. Ну, перед каждым домом публики было достаточно. Ему и хлопали, и свистели… А мы с ним каждый год встречаемся, когда караван приходит. Сам видел… Да пора кончать эти шутки — он, что ни год, все завышает вес… А… ладно, пора и нам на боковую.
Больше он не проронил ни слова. Подстелил ватник, повернулся спиной к догорающему костру, в котором изредка еще взметалось и снова опадало пламя, и через минуту уже спал завидным сном младенца. Пытался уснуть и я, но не тут-то было. Только закрою глаза, сразу слышу далекий гул моторки. Подниму голову, гляну на реку — интересно, что за моторка, когда она покажется, а ее все нет и нет. Небось у порога застряла, никак не проскочит — мотор знай гудит, а все на одном и том же месте, хотя иногда все-таки кажется, что вроде нарастает. Кто такие? Кого сюда несет? Думаю: может, разбудить Юлюса. Мало ли что. Вот и собаки вроде меня: подняли головы, уши поставили торчком. Слушают, значит. В наше время даже в таком глухом углу не удивишься, если повстречаешь человека. Важно только — какого человека. Всякие в тайге попадаются… А лодки все нет как нет, хотя мотор ревет где-то вдали не переставая. И собаки свернулись калачиком, нос к хвосту, преспокойно спят. Неужели не слышат? И вдруг до меня доходит, что никакая это не моторка, а мириады гнуса наигрывают свою бесконечную песенку.
Третья глава
Мы спустили на реку моторку, закрепили двигатель и попытались завести, но он не подавал ни малейших признаков жизни. Как-никак целую зиму, целую весну пролежал под перевернутой лодкой. Если он так и не заговорит, нам будет суждено оставаться здесь, в стареньком зимовье. Я особенно от этого не страдал, для меня и здесь все в новинку, место совершенно незнакомое. И зимовье вовсе не так уж плохо. Разве что подсушить да подштопать надо. Но Юлюс тихо свирепеет. Ничего не говорит, не ругается, но вижу, как внутри у него все кипит, точно в герметически закупоренной кастрюле-скороварке на сильном огне: в любую минуту может, взорваться. Однако взрыва нет. Юлюс терпеливо копается в моторе. Разобрал до последнего винтика, каждую детальку осмотрел, прочистил, даже прополоскал в бензине. Зло его разбирает. Я понимаю. Мог человек еще целых два месяца побыть с семьей, у тещи до осени погостить. И лишь тогда, под самый охотничий сезон притащиться сюда. Но подвернулся я и спутал все карты. Откровенно говоря, Юлюс не слишком артачился, быстро согласился взять меня в тайгу, но с условием — оба будем строить новые зимовья в новых местах. Он уже давно присмотрел эти места. Подметил, что там и зверя побольше, и охота лучше. Добудем, значит, больше. Старые его охотничьи угодья тянулись вдоль реки километров на пятьдесят, но он выхлопотал к ним еще тридцать. На такой площади без новых сторожек не обойдешься. А одному такая работа не под силу. Вот он и взял меня в компаньоны, и мы задолго до начала сезона прибыли сюда.
Солнце печет как на экваторе. Жаль, термометры упакованы в каком-то ящике — поглядели бы, сколько. Но и без термометра ясно — за тридцать. Не Север, а знойный юг. Юлюс работает полуголый. Не обращает внимания на комаров, атакующих со всех сторон. Неописуемое терпение. На теле его сохранился прошлогодний загар. Под смуглой кожей подрагивают сплетения мышц, и кажется, будто весь он свит из крепких, тугих канатов. Я смотрю, как он трудится, любуюсь красотой безупречного человеческого тела, а сам думаю: где ты еще найдешь на земле такой край, чтобы чувствовать себя властелином необъятных просторов, и ни копейки, ни цента при этом не уплатив? Занятно было бы подсчитать, сколько квадратных километров составляют теперь угодья Юлюса. По реке они тянутся восемьдесят километров, а вширь — сколько душе угодно, сколько обойдешь. На земном шаре нашлось бы не одно государство, способное позавидовать такой территории.
Помогать Юлюсу я не могу, так как ничего не умею. А торчать рядом — какой толк? Он и сам гонит меня прочь. Может, ему будет удобнее, может, спокойнее, если не будет этого нацеленного постороннего глаза? «Ладно уж, — говорит он. — Чингу попробуй натаскать. И ружье непременно захвати. Без ружья в тайгу и соваться не смей. Заруби себе на носу, — повторил он. — И далеко не бегай. Услышишь выстрел — поворачивай назад. Знай, что, стало быть, я управился и жду тебя».
Юозас Пожера — литовский писатель, журналист, впервые выступил в печати в начале шестидесятых годов с очерками и рассказами о литовской деревне. Затем появился его сборник рассказов «Мне чудятся кони», роман «Мой суд». Большую популярность Ю. Пожера завоевал своими очерками. Писатель много ездил по Крайнему Северу Советского Союза, побывал у эвенков, ненцев, тофаларов, в Горной Шории, Туве, на Камчатке. Очерки о северных народностях составили несколько сборников: «День белого солнца» (1966), «Нет у меня другой печали» (1967) и «Северные эскизы» (1969), которые вошли в данную книгу.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план „Ост“». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии.
Роман И. Мележа «Метели, декабрь» — третья часть цикла «Полесская хроника». Первые два романа «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» были удостоены Ленинской премии. Публикуемый роман остался незавершенным, но сохранились черновые наброски, отдельные главы, которые также вошли в данную книгу. В основе содержания романа — великая эпопея коллективизации. Автор сосредоточивает внимание на воссоздании мыслей, настроений, психологических состояний участников этих важнейших событий.
Роман «Водоворот» — вершина творчества известного украинского писателя Григория Тютюнника (1920—1961). В 1963 г. роман был удостоен Государственной премии Украинской ССР им. Т. Г. Шевченко. У героев романа, действие которого разворачивается в селе на Полтавщине накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны — разные корни, прошлое и характеры, разные духовный опыт и принципы, вынесенные ими из беспощадного водоворота революции, гражданской войны, коллективизации и раскулачивания. Поэтому по-разному складываются и их поиски своей лоции в новом водовороте жизни, который неотвратимо ускоряется приближением фронта, а затем оккупацией…