Рыболовы - [2]

— Мимо.

— Ей-ей, водку такую даютъ, что просто одно воображеніе

— Иди, иди въ сборную избу.

— Пиво тоже первый сортъ… — продолжалъ егерь, умильно поглядывая на расписную вывѣску трактира и постоялаго двора, но видя, что охотникъ не сочувствуетъ его словамъ, отвернулся и прибавилъ шагу.

II

Май въ началѣ. Въ селѣ Ивановскомъ, на берегу рѣки Невы, близь пароходной пристани сидитъ, поджидая шлиссельбургскій пароходъ, пожилой человѣкъ въ охотничьихъ сапогахъ, съ пустымъ яхташемъ и двумя ружьями въ чехлахъ за плечомъ. Одѣтъ онъ въ войлочную шапку и подпоясанный ремнемъ сѣрый, солдатскаго сукна, пиджакъ съ когда-то зеленой, но нынѣ окончательно выцвѣтшей оторочкой. Онъ изрядно выпивши, покуриваетъ окурокъ папиросы, поминутно сплевываетъ и говоритъ двумъ стоящимъ передъ нимъ мужикамъ:

— Ты думаешь егерь дѣло плевое? Нѣтъ, братъ, шалишь! Егерь долженъ быть человѣкъ умный, да и образованность нужна. Теперича нужно знать, какъ съ собакой обойтись, какъ что… а она у хорошихъ господъ только на французскомъ діалектѣ и понимаетъ. Такъ вотъ ты и учти… И всѣ эти французскія слова надо знать. Понялъ?

— Ну, и по-русски пойметъ, — отвѣчаетъ мужикъ въ замасленномъ зипунѣ.

— Англійская собака, да по-русски?.. Ну, значитъ, ты не знаешь. Попробуй, прикажи ей по-русски — ну, никакого толку и не выйдетъ. Когда я егеремъ къ графу Калатуеву опредѣлился, я самъ такъ думалъ, анъ вышло совсѣмъ напротивъ. И когда графъ, дай Богъ имъ царство небесное, обучили меня иностраннымъ собачьимъ словамъ, то тутъ я и увидѣлъ свѣтъ. Русская собака — она и по-русски пойметъ, ей все равно, а попробуй ты съ иностранной… И вотъ съ тѣхъ поръ господа стали меня наперерывъ рвать: Игнатій, иди къ намъ. Игнатій, соблюди собаку… И всѣмъ угодить стараешься. Кромѣ того, нужно вино знать. Нужно знать, что коньякъ, что ромъ. А ты отличишь-ли ромъ отъ коньяку?

— Ну, вотъ… Подъ городомъ живемъ, а не захолустные, — отвѣчаетъ мужикъ. — Пивали.

— Ты кабацкій ромъ отъ коньяку отличишь, а господскій тебѣ не отличить, ни въ жизнь не отличить. Опять же ромъ есть красный и бѣлый и обязанъ ты знать, что къ чему идетъ. Я вотъ знаю… Знаю и собакъ… Я собаку зажмурясь узнаю, стоитъ мнѣ ее только за носъ потрогать — сейчасъ я и отрапортую, какая она. А собакъ есть можетъ статься двадцать сортовъ. Я и не одни собачьи слова знаю. Пусть господа промежъ себя по-французски заговорятъ — сейчасъ пойму. Знаю и хмельныя слова, знаю и слова объ женскомъ полѣ. Двадцать семь годовъ, братецъ ты мой, промежду господъ, такъ стало быть слава тебѣ Господи… Теперь вотъ купцы среди охотниковъ появились… Съ купцомъ надо особо… Онъ особое обхожденіе любитъ и бабъ онъ любитъ круглыхъ и рыхлыхъ… У меня былъ охотникъ такой, что я за нимъ стулъ таскалъ и складной столъ… Отъ докторовъ ему вышло предписаніе, чтобы насчетъ моціону — ну, онъ и взялся за охоту. А самъ грузенъ, ходить не можетъ. Протащишь его версты съ полторы, да и посадишь на стулъ, а самъ застрѣлишь ему птичку, другую — ну, онъ и радъ, сейчасъ рубль въ зубы. Такъ вотъ все это, другъ любезный, надо знать, — закончилъ егерь, обернулся и сталъ смотрѣть по сторонамъ. — Однако, наши-то охотнички что-то не ѣдутъ. Не сдѣлали-ли гдѣ опять перепутье, да не застряли-ли?

— Не дураки выпить, надо статься? — спросилъ мужикъ въ пиджакѣ, опоясанномъ краснымъ кушакомъ.

— Каждый охотникъ ужъ, знамо дѣло, выпить не дуракъ. Что и за охота, коли на сухую! Сырость, вѣтеръ… Какъ тутъ не выпить! Того и гляди ревматизму схватишь, коли не пить. Сегодня вотъ всю ночь прохороводились. Двѣ четверти было у нихъ на пятерыхъ, да я шестой.

— И прикончили?

— Прикончили. На воздухѣ да въ холодкѣ-то вѣдь пьется. Опять же колбаса эта у нихъ съ перечкомъ…. селедки копченыя… Съ соленой закуской чудесно. Выпили и ни въ одномъ глазѣ… Поспать вотъ только теперича нужно. Сдамъ ружья, да и на боковую.

— Убили-ли что?

— Еще-бы не убить! Тетеревъ есть. Убилъ я и имъ передалъ. Хотѣли они въ лоттерею его промежду себя разыграть, да не знаю, разыграли-ли.

Егерь прислушался и сказалъ:

— Ѣдутъ.

Въ отдаленіи послышался колокольчикъ. Минутъ черезъ пятъ показались охотники. Двое изъ нихъ были съ собаками. Одинъ былъ для чего-то въ кавказской буркѣ, другой въ резиновомъ пальто, хотя погода была ясная. Егерь всталъ со скамейки и направился къ нимъ.

— Рыбки, ваша милость, изволили по дорогѣ купить? — обратился онъ къ бѣлокурому усачу и заглядывая въ его яхташъ.

— Женѣ въ подарокъ везу. Нельзя безо всего домой явиться, — отвѣчалъ тотъ. — Дичи нѣтъ, такъ ужъ хоть рыба.

— Кому птица-то у васъ досталась?

— Евстигнѣю Петровичу. За эту птицу онъ обязанъ всѣхъ насъ на пароходѣ завтракомъ угостить, отвѣчалъ рыжій бакенбардистъ, въ бакенбардахъ котораго торчала солома.

— А я думалъ, вамъ. У васъ что-то яхташъ-то набитъ.

— А это у меня березовыя почки въ газетной бумагѣ. Везу домой, четвертушку настоять.

— На березовыхъ почкахъ чего лучше! Самый пріятный настой.

— Еще-бы, и лекарственный.

Мужикъ въ пиджакѣ улыбнулся, толкнулъ въ бокъ мужика въ синемъ зипунѣ и сказалъ:

— Баринъ по березовымъ почкамъ охотѣлся, почекъ настрѣлялъ.

— Ты не скаль зубы-то! Не твое дѣло! — крикнулъ на него рыжій бакенбардистъ. — Въ хорошую охоту я по десятку птицъ стрѣлялъ. А теперь какая охота! Нешто теперь охота! Теперь скоро и совсѣмъ ее кончать надо. Николинъ день на носу. Почитай ужъ въ послѣдній разъ по веснѣ и пріѣхали-то. А ты зубы скалишь.