Рыбка по имени Ваня - [12]

Шрифт
Интервал

«Третья лишняя», — неприязненно думал дядя Ваня. Он бы много чего о своём самочувствии рассказал доктору — но только с глазу на глаз, без свидетельниц.

Болезнь — дело двоих: сугубо тонкое, интимное, не требующее присутствия посторонних ушей и глаз. Он стеснялся надушенной и накрашенной, юной фифы-медсестры. Впрочем, стеснялся бы пожилой и равнодушной.

В пять секунд она начиркала рецепт, который ей продиктовал врач. Всё. В соседних кабинетах сидела армия таких же сестричек и смущала пациентов своим необъяснимым присутствием. Пациенты уходили, унося в себе нераскрытые тайны болезней.

«Вот её бы зарплату за ничегонеделание — отдать врачу, — думал дядя Ваня. — Может, тогда он бы подобрел взором, оттаял. Отвлёкся от бумаг, вскинул утомлённые, красные от писанины глаза — и увидел, наконец, робкого дядю Ваню на кончике стула».

И ещё подумал: «А этих бы бездельниц — да в процедурный кабинет. Туда, где бьётся как рыба об лёд одна-единственная медсестричка. Или они в вену попадать не умеют?!».

* * *

Один к одному. У дяди Вани после ЦРБ (на почве стресса, наверно) — покраснела и зашелушилась кожа на локте. Нужно к дерматологу. Мать честнАя! Уж если к терапевту попасть трудно, то к узкому специалисту — из области фантастики.

Продвинутая, шустрая соседка подсказала: есть такая волшебная штука: называется электронная запись. Но штука эта с норовом, капризная.

То страничка записи загружается еле-еле, как неживая. Загрузится — окошко нужного врача не отвечает на клик. Откликнется — талонов уж нет. А если всё удаётся — в последнюю секунду зависнет, или вовсе потухнет экран. Вот какая хитрая электронная очередь!

А локоть нестерпимо чесался, а розовое пятно разрасталось, а чешуйки осыпались дождём. Хочешь — не хочешь: снова милости просим в больничную нервотрёпку-мялку-давилку. Через десятых знакомых, по блату, за мзду достали талон.

Врач, даже в перчатках, побрезговала рассматривать, не то что трогать дядиванино пятно. Оскорбилась и почему-то обиделась на его робкую просьбу «про соскоб»:

— Что? Какой ещё соскоб? Вы меня учить будете, что мне делать? Так давайте поменяемся: надевайте белый халат, а я сяду на ваш стул. Умные все пошли.

Отчитала дядю Ваню. Поставила на место. Кинула беглый взгляд на локоть, помыла руки — села писать направления на анализы. На кровь, на кал, на мочу.

Господи Боже, взмолился про себя дядя Ваня. Снова больнично-лабораторные круги ада?! Снова очереди под номерами: 1, 2, 5, 7…

* * *

И шёл загрустивший Иван Кузьмич по тихой улочке со своим портфельчиком. И увидел в глубине двора, среди вековых деревьев, облупленный уютный особнячок. На ажурной калитке сверкала серебряная табличка: «Круглосуточно! Выезд на дом! Срочный забор анализов. ЭКГ. УЗИ. Рентген. Эхо. МРТ. Договорные цены. Скидки. Бонусы».

Дядя Ваня протёр глаза и ущипнул себя: не приснилось ли ему чудное видение? Пошёл по хрустящей, из розовых камушков, дорожке. Вокруг клумбы с дивными цветами.

А внутри, ишь ты. Ни тебе скукожившегося, рваного линолеума на полу, о который рискуешь споткнуться и сломать ногу. Ни инвалидных, астматически хрипящих ламп под потолком, как в муниципальной больнице.

Светло, чистенько, уютно. Пахнет хорошо: сосной и морским бризом — а не хлоркой и едкой мочой из туалета. Тихо, все вежливые. Никто не лезет без очереди, не толкается и не орёт друг на друга.

За стоечкой под розовой лампой сидит девушка, тоже в розовом. Вся расцвела и просияла, вся подалась навстречу дяде Ване: так обрадовалась! Будто всю жизнь сидела его, ждала как свет в окошке — и он вот он, дядя Ваня! Приветливая, участливая, неподдельно встревоженная.

— Здравствуйте! Что нас беспокоит?

— Да вот… — дядя Ваня засуетился. Стал перекладывать портфельчик в другую руку, чтобы задрать рукав и показать локоть. — Чешется, пятно… Кожа слезает… Никак не проходит, етить его.

Девушка защёлкала в компьютере.

— Это вы доктору покажете и всё расскажете. И кто к нам пришёл? Котик? Пёсик? Мышка?

«Ишь ты. Девушка-то какая игривая, ласковая. Или это у них новейшие методы: по китайскому календарю лечат?» — догадался дядя Ваня.

— Ры… Рыба, — с усилием вспомнил он год рождения по гороскопу.

— И как нас зовут?

— Ва… Ваня, — Иван Кузьмич забылся, совсем размягчился от ласкового приёма. Скинул три десятка лет, приосанился: — То есть, Иван Кузьмич.

— Даже так, по отчеству? — кокетливо заулыбалась девушка. — Так и запишем: рыбка по имени Ваня. Пожалуйста, проходите в третий кабинет.

На пухлом кожаном диванчике уже сидели два пациента. Заплаканная дама держала большую корзинку на коленях. У ног мальчика крутилась моська в вязаной, цыплячьего цвета, кофточке.

— Надо же, — про себя умилился дядя Ваня. — Даже с животными пускают. А в ЦРБ — так сразу штраф полторы тысячи.

Они с женой сами были заядлыми кошатниками. У них в квартире жила ангорка Муся и недавно подобранный на улице, пока безымянный котёнок.

— Входите! — выглянул доктор в голубой медицинской спецовке и колпаке, тоже сама любезность…

* * *

Дядя Ваня вышел из больницы, прижимая к животу нарядный глянцевый пакет. В нём лежал подарок для Муси и безымянного котёнка: витаминно-минеральный корм. И — пузырёк с мазью для больного локтя. Врач успокоил:


Еще от автора Надежда Георгиевна Нелидова
Свекруха

Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.


Яма

Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.


Бумеранг

Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.


Мутное дело

Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.


Бездна

И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.


Практикантка

«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».


Рекомендуем почитать
Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.