Рыбка по имени Ваня - [11]
Больничная аксиома: талонов всегда меньше, чем больных. Больные все, с головой и ручками-ножками, оказывались во власти регистраторш. По этой причине они были полны собственной значимости — боялись расплескать её, значимость. Не ходили — плыли между стеллажами павами, как солистки ансамбля «Берёзка».
— Дочка, а дочка! Ночь не спал, трясся на двух автобусах… Талончик бы, доченька.
— Мужчина, вы русский язык понимаете? Талонов нет. Следующий!
Вот ведь скажи барышня в регистратуре мягко, участливо:
— Простите, вас как зовут? Иван Кузьмич? Иван Кузьмич, я очень сожалею. Постарайтесь подойти завтра раньше, чтобы хватило талончиков.
И улыбнись, хоть мимолётом. За улыбку деньги не платят, это правда. Но всё равно — улыбнись: ты же лицо больницы, девонька. И самой тебе легче, приятнее на душе станет. И уйдёт Иван Кузьмич пристыженный, что голос немножко повышал, обнадёженный, успокоенный и даже чуточку выздоровевший. Потому что и слово лечит, тем более из уст человека в белом халате.
Если бы дядя Ваня был зажиточный государственный муж — он бы на прохладце, с чадами и домочадцами, лечился себе в бесплатной ведомственной больничке — и горя не знал. Но был он простой пенсионер, и потому они с супругой между собой решили: лучше наскрести на платный приём у частника, чем потом выкидывать десятки тысяч на лечение нервов, после бесплатного-то.
Но с анализами был полный швах. Районная лаборатория «частников» не признавала. Заворачивала обратно: с их бумажками, печатями, вонючими баночками, с кровью в пальцах и венах, готовой заполнить пробирки или расплыться мутным пятнышком между лабораторными стёклами.
Муниципальная больница угрюмо приняла Ивана Кузьмича обратно в свои железобетонные объятия. Сначала нужно было спозаранку отстоять очередь в приснопамятную регистратуру. Если крупно повезёт — получишь вожделенный талон на приём.
Потом оттопчешься в очереди № 2 к врачу. Он даст кучу направлений: кровь на то, кровь на сё, кровь на третье-десятое. Это не считая органики в баночках.
Потом с этими бумажками возвратишься к специальному окошку (очередь № 3). Тебе назначат время для сдачи анализов. Порой заветного дня ждёшь две недели, а то и два месяца: к тому времени болезнь или сама уйдёт, или тебя самого сожрёт…
А коли хватит силы вытерпеть — тебя снова ждёт битком набитый коридор. Отстоишь очередь № 4 — и сдашь-таки кровь. Ну, и дальше по мелочи: победно дожмёшь всего-то ещё две очереди: снова в регистратуру (№ 5) за талоном к врачу — и, собственно, к врачу (№ 6). И узнаешь, наконец, заветный результат холестериново-сахарных анализов.
На забор крови нужно было успеть втиснуться и просочиться с 7 до 9 утра. Дядя Ваня рассчитывал, что летним утром бабульки должны вкалывать на огородах, а значит, очереди не будет. Однако не он один был такой умный: в коридоре народу набилось — дышать нечем.
За дверь выглянула процедурная сестричка. Она сегодня уже взяла кровь из вены у полста больных. Руки онемели, хоть плачь. А впереди ещё полдня работы: десятки закатанных рукавов и спущенных штанов, голых гладких, молодых и старых, сморщенных локтевых сгибов и задниц… И десятки витаминных, «горячих» и прочих чудодейственных уколов.
Зарплата у медсестры была одиннадцать тысяч. Это на троих: она одна поднимала двоих детишек.
Ей стало до слёз жалко себя. И горько и обидно, что за счёт неё, последнего звена в медицинской цепочке, поликлиника решают проблему обслуживания населения.
Тут её осенило, что последним звеном в цепочке является-таки не она, а больные. Снова высунулась и крикнула в коридор:
— Принимаю ещё пять минут — и ни человеком больше!
И ей сразу полегчало, вот прям отпустило. Она даже повеселела. Даже силёнки откуда-то взялись в онемевших пальцах, и она под нос песенку замурлыкала.
Но что творилось в коридоре… Какую панику произвели её слова!
— Куда без очереди?!
— Мы из деревни, специально приехали!
— Я уже полтора часа отстоял!
— Не пущу-у-у-у!!
Дядя Ваня цеплялся за девушку впереди себя. Его крутило в человеческой воронке, давило, шмякало…
Сутки после сдачи крови дядя Ваня отлёживался, пил лекарства. Готовился покорить очередной и главный, ледяной, сияющий и неприступный Больничный Пик: приём у доктора.
Три минуты врач осматривал дядю Ваню. И двадцать минут, посапывая толстым носом, молча и стремительно писал что-то в его карте. Дядя Ваня уважительно следил глазами за дешёвой шариковой ручкой. Хотя понимал: в данную минуту врач заботился не о дяде Ване, а сугубо о себе самом.
В нём, во враче, говорил опыт предыдущих ошибок коллег и инстинкт самосохранения. Он заранее страховался. Если, не дай Бог, дядя Ваня помрёт, окочурится, даст дуба, сыграет в ящик, отбросит коньки — набежит комиссия. А врач — хоп! — повертит под носом у комиссии мелко, плотно, обстоятельно и исчерпывающе исписанные страницы.
Всё это время, напротив, за столом, сложив ручки с маникюром, откровенно скучала медсестра. Она посматривала то в окошко, то на кончики своих туфель, то позёвывала в ладошку. Дважды выходила в коридор и делала променад, стуча каблучками. Навестила такую же скучающую подружку за стеной, пощебетали, похихикали. Сходила в буфет, принесла оттуда в промасленном кульке что-то пахнущее тестом и варёной капустой, сунула в стол.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
Роман охватывает четвертьвековой (1990-2015) формат бытия репатрианта из России на святой обетованной земле и прослеживает тернистый путь его интеграции в израильское общество.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.