Рыбка из «Аквариума» - [102]

Только врожденные способности сибиряка Федора Степанова помогали ему держать себя в руках. Ведь теперь он стал майором, кадровым офицером ГРУ-«Аквариу-ма». А, это обязывало быть послушной рыбкой.

Петр Серко содержался на конспиративной квартире резидентуры, а прибывший с генералом мастер своего дела сидел в посольстве и выправлял полковнику фальшивый документ: дипломатический паспорт гражданина СССР, прибывшего из США через Лоредо, со всеми визами и штампами. Как только прилетел Маццини, начались опасные, но необходимые действия.

Полковника путем инъекций, введения в вены психотропных средств, производящих на человеческий организм особое воздействие, превратили в куклу. Он мог передвигаться как нормальный человек, слышал, понимал, что ему говорят, безропотно выполнял все приказы, однако сам как будто отсутствовал. Мозг его не фиксировал происходившего вокруг, оно не закладывалось в память, не вызывало никаких реакций, тем более протеста.

При участии агента резидентуры, мексиканского адвоката Попока Армаса за трое суток все имущество Мишеля Рода было приобретено итальянским ювелиром Маццини, который, будучи в Европе, удачно там заработал и теперь имел наличные деньги. Он, также по случаю, купил еще одно фотоателье, которое, возможно, он перепродаст. Новому резиденту нелегальной резидентуры.

Все шло без проблем, если не считать попытки заместителя Рода свалить свою вину за бездеятельность на шефа резидентуры. Разговор Прожогина состоялся в присутствии Маццини, и тот не выдержал:

— Что ты на него льешь? Сам отвечай! Я-то все знаю. И обязан доложить как было!

— Однако тебя, Федор, последние годы здесь не было, — заметил генерал.

— Видна птица по полету, а осел по ушам, товарищ генерал. Я не успел приехать, еще в первый раз, как подполковник взялся меня настраивать — грязь лить на шефа. Потому как сам не умел работать.

— Значит, защищаешь полковника? — возмутился Прожогин.

— Что касается работы, знаний — такого, больше не встречал! А рапорт — другое дело, — честно заявил Маццини.

— Так, так! — Прожогин повел скулами. — Тебе виднее…

Провожали двух дипломатов, Прожогина под чужой фамилией и первого секретаря посольства в США Ефимова, советника посольства и консула. Последний оформил выезд сам, а пассажиров подвезли прямо к трапу самолета «Аэрофлота», который только-только открыл свою линию Москва — Мехико — Москва.

Ефимову, который ничего не понимал, что происходило вокруг, от постоянных уколов и с виду казался больным, советник посольства помог подняться по трапу и усадил в кресло салона первого класса. А шеф резидентуры был уже там и покинул борт самолета, лишь когда рабочие уже собирались откатывать трап.

* * *

Генерал Прожогин поехал домой, чтобы отоспаться, а полковника Серко отвезли в специальное психиатрическое отделение военного госпиталя в Покровском-Стрешневе и поместили в изолированную палату. Вечером Серко сделали внутримышечный укол, который снял действие предыдущих препаратов. Петр хорошо выспался, встал задолго до завтрака и успел обдумать свое положение и принять ряд решений. Прежде всего, точно определив, какое будущее ему уготовано, он приказал сознанию и душе вычеркнуть из памяти Глорию и девочек, не думать о них. Эта временная мера, как он считал, должна была сохранить ему половину сил сопротивления и освободить мозг для другой, напряженнейшей работы «Совесть моя чиста. Я не нарушил ни одного из двенадцати положений особой присяги офицера ГРУ, расписки, которую давал. Просто мое решение — ново. И, как все новое, вызывает протест у консервативно настроенного, безынициативного мышления. Вместо того чтобы должным образом использовать новую ситуацию в интересах дела, фактически ему наносится ущерб. Я не скажу этого никому — не поймут. Прав Миров — они рубят сук, на котором сидят. Наоборот, я принесу мои извинения за причиненное беспокойство. Двадцать лет нелегала за моей спиной! Я имею право на отдых?»

Утром первым, кто его посетил, был не врач, а ведущий психолог, известный всем «рыбкам из Аквариума», полковник Стрешнев. Ему давно было положено звание генерала, но злые языки говорили, что повышения ему не дают, чтобы полковник больше старался.

— Ну что, полковник Серко, ты понимаешь что наделал? — был первый вопрос психолога, который не счел нужным даже поздороваться.

— Во-первых, просил бы не тыкать! Мы с вами еще не успели познакомиться, и вы при исполнении обязанностей. Во-вторых, я ничего не скрыл, все предусмотрел и все бы претворил в жизнь, для того чтобы дело, которое, повторяю, не предал и которому по-прежнему остаюсь верен, торжествовало, как и прежде. Обнародуйте мой случай, и вы поймете по реакции подавляющего большинства людей, что я поступил как честный человек.

— Теперь, надеюсь, вы понимаете почему руководство ГРУ первым направило к вам меня? Вы просто сошли с ума!

— Я вполне здоров и в своем уме!

— Вам уже не дано судить об этом.

— Ваш намек меня не пугает! Я знаю, что трибунал ГРУ беспощаден, свирепее, чем в прошлом тройки НКВД. Природа его еще более скрытая, он не подотчетен закону, а только воле отдельных лиц. Согласитесь, что это не совсем справедливо в нашем самом справедливом в мире обществе.