Рыбалка в Пронькино - [20]

Лёха глянул на полусонного Толяна, на спящую в обнимку сладкую парочку, расстегнул рубаху и, оголив живот, заорал:

— Толян, кончай дрыхнуть на ходу! Дуэйн, Машка! Вставайте нах! На рыбалку пошли, оглоеды! Динамита нет, самим теперь в озеро пердеть придётся! Кто громче всех пёрнет, тот больше всех рыбы поймает!

— Тише ты ори, а то ща как дам по уху! — флегматично заметил Толян. — Отрастил, понимаешь… Думаешь, радиация так теперь всё можно?

— Ну и чё, захотел и отрастил. — как ни в чём ни бывало ответил Лёха, коротко глянув себе на живот, из которого глубоким раструбом торчало огромное шерстистое ухо, фиолетовое изнутри, по форме напоминавшее волчье. — Отрастил, а ты не подъябывай! Зато теперь слышу всё лучше тебя.

— Слышишь, кто б сомневался. Небось так и ловил на слух всю ночь?

— Конечно на слух, а как же ещё-то! Они, твари, ещё умнее стали. Отраву уже давно брать перестали, а теперь опять берут. Чтобы тебе же в кастрюлю подкинуть. И пароли теперь каждый день меняют. Просвистишь вчерашний — бросаются без разговоров, зубищами вперёд, прямо на горло. Или в глаз. А шустрые какие стали! Ременной петлёй уже и не поймаешь, только волосяной.

— А проволочной?

— Без мазы, они теперь металл за пять метров чуют.

Сквозь стенки коробов доносился злобный скрежещущий писк, царапанье и шипение.

— Не прогрызут? — с сомнением покосился Толян на короба.

— А чем? Я ж им зубья пассатижами повытаскивал и ноги переломал. — Лёха аккуратно открыл один короб, и взору Толяна открылась тёмная шевелящаяся масса, в которой ярко светились рубиново-красные бусинки глаз как десятки маленьких терминаторов.

— Зоолог-гуманист, ёпта! — усмехнулся Толян.

Искалеченные крысы с бурой взъерошенной шерстью, напоминающей иглы дикобраза, сверлили своих мучителей ненавидящими взглядами, затравленно шипя. Наиболее продвинутые твари матерно взвизгивали.

— А ну молчать, рыбий корм! — распорядился Лёха и небрежно захлопнул крышку короба, обернувшись к Толяну. — Хорошая наживка, качественная!

— Считай денёчки, гандон! Скоро и тебя схавают! — проскрежетало из ближнего короба.

— Это кто такой борзый?!! — прорычал Лёха, рванув крышку, и навис над коробом всей громадой. Грязно-серое чудовище рванулось вверх, умная злобная морда сморщилась, беря прицел для плевка. Но Лёха ловко ухватил тварь за шипастый хвост, и раскрутив, шваркнул об пол, после чего водворил оглушённую крысу на место.

— Дар'офф, шури'ак! — Дуэйн протянул Лёхе громадную чёрную ладонь. Никто не заметил как он поднялся. Впрочем, заметить этот момент было нелегко ибо обычно он покидал кровать за долю секунды, одним пружинистым прыжком.

— Дароф коли не шутишь! — Лёха по-медвежьи стиснул протянутую лапу, внимательно глядя Дуэйну в глаза, но с таким же успехом он мог стиснуть ладонью ковш экскаватора.

— Мужик! — резюмировал Лёха и отпустил руку. Машка вылезла из-под одеяла в рваной ночнушке, сверкая через дыры голыми ляжками и кой-чем ещё. Дуэйн швырнул ей халат и косынку и целомудренно задвинул Машку себе за спину, изображая собой ширму.

Покрыв косынкой лысую голову и подхватив вёдра, Машка, зевая, вышла на заднее крыльцо. Угрюмая лягушка, сверкая свежим шрамом поперёк бородавчатой спины, неуклюже вылезала из ямы. Увидев Машку, лягушка заверещала, надув горло, и угрожающе задрала когтистую лапу. Машка погрозила в ответ тяпкой, и неприятное земноводное, матерно бурча, уползло подальше в папоротниковые заросли.

Пока Машка остужала водой контейнеры в сарае, Дуэйн увлечённо кашеварил, а Толян сосредоточенно обсуждал с братом подробности предстоящей рыбалки. Наконец в сенях загремели вёдра, и Дуэйн, сграбастав ладонью Машкину спину, подвёл её к столу и сладко замурлыкал:

— Love, the breakfest is ready! I've made french toasts! Real yummy. I used whole wheat bread, egg powder, milk powder, brown sugar and a little bit of cinnamon. I brought some grape jelly and maple sirup, too! See those little jars? And I've made some instant oat meal with tart apple flavor. Yum-yum! What would you like me to serve you first, love?

— Блять! — гаркнула Машка, с большим сердцем сбрасывая со спины чёрную лапищу. — Дуэйнушка, козлик ты мой американский! Я тебя сколько раз уже просила, чтобы ты к печи больше не подходил? У себя в Америке жарь своим черножопым блядям чё хочешь, а здесь на кухне я хозяйка! Твои гренки с овсянкой на завтрак как муде колёса! Посля твоего завтрака сходишь просрёшься — и пуще прежнего жрать захочешь! — Машка смерила Дуэйна свирепым взглядом и в сердцах сплюнула в помойное ведро через щербину во рту.

Дуэйн разинул розовую пасть, обнажив белоснежные зубы, и с испуганным видом смотрел на разгневанную сожительницу, жалобно моргая.

— Don't get mad at me, baby! I thought we could have more substantial meal for our lunch!

— Хуянч! На весь день на озеро уходим, дурья башка! — Машка влепила Дуэйну беззлобную затрещину по бритому затылку, от которой гигант вжал голову в плечи и заморгал ещё сильнее.

— Значит так! — скомандовала Машка. — Пожрать надо от пуза, чтобы у мужиков силы были, а то вас рыба съест с гавном. Щас я яишню с салом замастырю и картошки нажарю. Банку с ветчиной пока открой! — Дуэйн потянулся рукой к маленькой плоской баночке на столе.