Рыбалка в Пронькино - [19]

Однажды на пустынной трассе уже километрах в пяти от родного села трёхосный Толянов ЗиЛ круто подрезал чёрный бимер и сразу врубил по тормозам. Толян суетиться с тормозной педалью не стал, поэтому удар получился внушительный. У бимера смялся в гармошку весь зад, зилок же отделался парой чёрного цвета царапин на бампере.

Из пострадавшего бимера вылезли два типичных городских быка, растопырили пальцы и завёли разговор о счётчике, попадалове, о стоимости перевозимых в кузове зилка товаров и о необходимости делиться еженедельно. Заскучавший Толян миролюбиво послал обоих дуралеев нахуй. В ответ водитель бимера на свою беду выхватил травматический ствол и бабахнул, целя Толяну в пах. Толян успел до выстрела сделать кувырок, подкатился под ноги уроду и, отобрав у него пистолет, засунул его водителю в жопу вместе с тканью спортивных брюк, насколько позволяла длина ствола. Одновременно он направил на пассажира свою любимую зажигалку, сделанную в виде точной копии Вальтера СС. Пассажир оказался понятливым и замер с поднятыми руками.

Но тут водитель, вместо того чтобы стоять очень тихо и говорить извинительные слова, решил вспомнить кунгфу и резко дёрнулся, видимо подражая Джеки Чану. От выстрела кишки придурка расплескались в штаны. Оценив происшедшее, Толян резким ударом щепотью вбил перстневидный хрящ пассажира поглубже в шею и аккуратно усадил обоих новопреставленных покойников на заднее сиденье покорёженного бимера. Ещё трое городских, приехавшие через несколько дней на разборку, окончили свой жизненный путь на дне местного озера с опорными катками от списанного трактора ДТ-75, прикрученными проволокой к ногам.

Странное место — город. На селе всякий новый человек привлекает внимание, и точно так же чьё-то исчезновение никогда не остаётся незамеченным. Город — совсем другое дело. Город не заметил пропажи полдесятка уродов и продолжал жить по-прежнему, словно исчезнувших никогда и не существовало. Город был похож на огромную никогда не останавливающуюся машину из улиц, домов и людей. В этой машине люди работают как малые шестерёнки, подчиняясь не собственной воле и чувствам, а той самой неведомой и страшной машине, и от этого никогда не становятся ближе друг другу. О сломанной шестерёнке никто не жалеет и не вспоминает: её просто заменяют другой шестерёнкой, только и всего. Во сне Толян перемещался по чреву этой машины, наблюдая её тайную работу. Для кого она, эта работа? Во сне Толян был не в силах это понять, а наяву он себе этого вопроса никогда не задавал.

А затем Толян вдруг невесомо и плавно взлетел и поднялся в небесную высь. С высоты город показался ему заводной игрушкой, за которой он однажды долго наблюдал в магазине «Детский мир». Игрушка эта представляла собой город в миниатюре: По игрушечным улицам ползли игрушечные автомобили, проезжая под игрушечными мостами и арками, переключались игрушечные светофоры, по игрушечным тротуарам двигались игрушечные пешеходы, в игрушечных домах включался и выключался свет.

Толян поднимался всё выше, земля уходила всё дальше и подёргивалась серебристой дымкой. В самом начале этого подъёма город внезапно съёжился и исчез, превратившись в плоскую невыразительную карту, на которой присутствие человека на планете было уже не заметно. Не горизонталь, а вертикаль была истинной мерой власти человека над этой планетой. Там, внизу, где вовсю хозяйничал человек, город — его порождение — казался естественным и вечным. Но стоило лишь приподняться вверх на пару километров, и становилось ясно, что город — это всего лишь маленькая и сложная заводная игрушка. Непонятно было, зачем его построили и завели, и долго ли ещё он будет отравлять своими миазмами обдувающий его воздух и омывающую его воду.

Неожиданно далёкая дымчатая земля подпрыгнула вверх, как при отвесном пикировании, и угрожающе приблизилась. Город стремительно раздался в ширину и в высоту и превратился из плоской карты в бескрайнее нагромождение домов, магазинов, кинотеатров, балконов, чердаков и водосточных труб. За неровной грядой старых зданий с загаженной голубями облупившейся штукатуркой расположился невзрачный парк культуры и отдыха. На продавленной деревянной сцене, окруженной рядами низких скамеек в виде амфитеатра, играл духовой оркестр. Солнце ярко блистало в полированной меди, трубачи раздували щёки, а барабанщик усердно колотил в большой барабан: бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам! И опять: бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам! В какой-то момент Толян убрал ненужную более сонную кляксу из сознания, и город вместе с оркестром пропал бесследно, оставшись по другую сторону чернильной пелены. И только барабанщик как ни в чём ни бывало продолжал лупить в барабан, а затем, видимо отчаявшись, прекратил барабанить и заорал знакомым голосом: «Толян, хорош спать! Открывай, нах! Дело есть!»

Толян окончательно проснулся и тотчас же, узнав голос, понял, что брательник Лёха уже несколько минут барабанит в дверь. Поднявшись с койки, Толян прошлёпал к двери и отомкнул задвижку, которую Дуэйн упорно называл по английски «лэтч». Слово «задвижка» ему не давалось. Лёха ввалился в горницу, снял с плеча два вместительных берестяных короба, связанных вместе прочной тряпицей, и бережно опустил их на пол. Короба шипели и пованивали.