Рыбаки уходят в море… - [28]

Как вдруг громкий голос произнес ей прямо в ухо:

— Старик у вас?

И дрожащий старческий голос спросил:

— Сигги, Сигги, где ты?

Напряженное ожидание, заполненное трестом и позывными. Затем ответ, четкий и бесстрастный:

— Входим в Рейкьянесский водоворот.

— Сигги, будь осторожен, Сигги!

В голосе старика отчетливо слышался страх.

— Некогда мне болтать. Тут у нас ад кромешный. — И моряк смолк.

— Сигги, Сигги, — снова раздался голос старика. Он продолжал звать сына, как вдруг свет погас, весь город погрузился во мрак в тот самый момент, когда Сигги входил в Рейкьянесский водоворот. Женщина выключила умолкший радиоприемник.

Что сейчас творится на душе у старика? Или у женщины, которая только и могла спросить, как там идут дела.

Постепенно буря снова целиком завладела мыслями женщины.

Свечи хранились на кухне, в одном из выдвижных ящиков, и весь запас спичек лежал там же на полке. Принести и то и другое было нетрудно, но двигаться в темноте приходилось на ощупь. Несмотря на все предосторожности, она смахнула с полки какой-то предмет, о существовании которого забыла.

Предмет упал на пол и со звоном разбился. Женщина зажгла свечу и увидела: разбилась старая фарфоровая кружка.

Ей тотчас вспомнились старинные приметы. Разве это не странно? И, поднимая самый крупный осколок, она громко простонала:

— Это я нечаянно, это я нечаянно.

Муж, к которому она обращалась, спал в своей постели.

Все годы их совместной жизни кружка стояла на видном месте. Ребята хорошо знали историю о дедушке, корабль которого во время войны налетел у берегов Шотландии на мину. Те, кого после долгих поисков удалось спасти, пожелали в тот же день сесть на пароход, идущий в Исландию. Английские моряки дали им немного мелочи: ребятишкам в Исландии надо было привезти подарки. Одному мальчику отец подарил фарфоровую кружку.

Теперь эта семейная реликвия превратилась в черепки.

Со свечой в руке женщина принялась ползать по полу, собирая осколки. Они разлетелись во все стороны, некоторые были совсем крошечные.

Она искала их с такой тщательностью, словно от этого зависела ее жизнь. Чтобы склеить кружку, необходимо найти все осколки до единого.

К тому времени, когда кружка, снова целая, стояла на столе, сгорело немало свечей. Все точно совпало: и медвежонок на одной стороне, и муха на другой.

Женщина потянулась, расправляя затекшую спину. Она страшно замерзла.

Может быть, муж не так расстроится из-за того, что кружка разбилась, когда увидит, сколько сил она приложила, чтобы склеить ее.

В этот момент зажглось электричество. Глазам стало больно от неправдоподобно яркого света.

Послышалось знакомое гудение: это снова потекла по трубам горячая вода.

Женщина окончательно пришла в себя.

Буря стихла.

Надо выйти и собственными глазами посмотреть, что делается на дворе после этой ночи.

Все было покрыто чистым, белым снегом. Невдалеке сосед обметал свою автомашину. Настало утро, славное морозное зимнее утро.

Входную дверь можно не запирать. Женщина уже слышала, что дети проснулись, зашумели. Да и ей тоже некогда рассиживаться.

Она поспешно поставила кружку на место. Если следы клея и остались, их можно будет попозже счистить. Впрочем, теперь это неважно. Надо заниматься семьей, долг зовет.

Радость детей, увидевших снег, была безгранична. О предшествующей ночи никто, кроме женщины, не вспоминал. Даже девочке казалось, что снег нападал мягко и легко только для того, чтобы порадовать детей.

Женщина, возможно, и сама поверила бы в это, если бы не слышала ночью сообщений с траулеров, а в полдень — последних известий по радио.

Она очищала от снега детскую одежду, когда до нее донеслось:

— …На берегу только что обнаружен спасательный круг и другие предметы…

Она кинулась в комнату, чтобы услышать подробности, но муж уже выключил радиоприемник. Она хотела было снова включить его, но, увидев побелевшее лицо мужа, остановилась.

Разве дело в названии?

Бесчисленные голоса слились в дрожащий хор:

— Сигги, где ты, Сигги!

Эйнар Кристьяунссон Письмо в ящике стола

Я знал Хадля Хельгасона еще молодым. Он был небольшого роста, с миловидным, женственным лицом. Лишь решительные манеры и деловитая целеустремленность могли бы возместить этот недостаток. Но он, напротив, отличался нерасторопностью, был робок и уступчив. При этом он был далеко не глуп, предупредителен, терпелив и достаточно надежен.

Потом мы встретились, когда он, уже солидный отец семейства, жил в маленьком городке и работал бухгалтером в филиале торговой фирмы «Юхансен и Даль».

В конторе, кроме него, никого не было.

— Ты что, один здесь работаешь? — спросил я, поздоровавшись.

— Нет, к сожалению, — ответил он, и в голосе его послышалась досада. — Видишь роскошный стол с креслом? За ним восседает директор конторы, когда бывает здесь. А я вынужден довольствоваться этой рухлядью и, между прочим, работать за двоих. Ты только взгляни на мой стул. Пружины того и гляди вопьются в задницу. Но считается, что для конторщика это более чем прекрасно.

— А что за человек твой директор? — спросил я.

— Важная птица, если говорить коротко. Никогда в жизни не знал трудной работы, ходит всегда в отутюженном костюме, в котелке, словно только что с похорон. Все манерничает, никакая сила не заставит его отнести домой бидон с молоком или сверток с рыбой. Каждый день он является сюда лишь для того, чтобы разнести меня в пух и прах из-за каких-то дурацких мелочей. Честно говоря, я уже устал быть под началом у этого человека.