Рыбаки - [2]

-- Вымётывай! -- крикнул он в пространство, к невидимым товарищам и, перекинув конец верёвки через левое плечо, медленно побрёл вперёд, стараясь не опережать невода, чтобы дать ему время развернуться.

Люди в лодке тоже делали своё дело. Барский сидел на носу лодки на вёслах и выгребал, стараясь придать линии вымётываемого невода наиболее выгодное направление. Спутник его, скорчившись на корме, кое-как отковыривал от полузамёрзшей массы невода жёсткие комья и попросту спускал их в воду, стараясь только, чтобы ни одна ячея не задела за борт. Через две или три минуты весь невод был кое-как выброшен. Промышленники прикрепили к борту конец речного кляча и, повернув лодку вдоль реки, поплыли вниз по течению, плавя тоню. Течение довольно быстро понесло лодку, поворачивая её то вправо, то влево. Среди реки ночная тьма соединилась с туманом и была ещё гуще, чем на берегу. Матовая чёрная вода не отсвечивала ни одним слабым лучом. Только низкие волны, гонимые поперечным ветром, выходившим из-за речной пади, слегка ударяли о борт, да речная струя со слабым рокотом переливалась через верёвку, волочившуюся за кормой.

Молчаливый субъект, окончив свою часть работы, судорожно скорчился в крошечном свободном пространстве на плоской корме, откуда при первом неловком движении можно было вывалиться в воду. Со своей скамьи на носу Барский различал только смутные очертания этой фигуры, похожей на кучу тряпья.

-- А где каменный берег? -- вдруг сказал Барский после довольно продолжительного молчания. -- Ей-Богу, я не разберу!

Ответа не было.

-- Как бы нас не пронесло? -- озабоченно продолжал Барский. -- Тут дальше задевы. Можно изодрать невод.

Тоня была им хорошо знакома, но в темноте даже с опытными промышленниками случаются несчастья. В качестве самого опытного промышленника, Барский чувствовал на себе ответственность за благополучие невода перед всей среднерецкой компанией, которая сидела в городе и голодала в ожидании рыбы.

-- Отчего Андрей не кричит? -- продолжал беспокоиться Барский. -- Пора пригребать!

-- Пригребай! -- внезапно долетел крик из темноты.

Барский вздрогнул и быстро повернулся на голос. Течение незаметно повернуло лодку кормою вперёд, и он рассчитывал услышать окрик совсем с другой стороны. Одним сильным движением правого весла он заставил лодку описать полуоборот и принялся подтягивать невод к берегу, налегая изо всех сил на вёсельные дужки и закидывая лопасти как можно дальше вперёд.

Через несколько минут они уже копошились у берега по колено в воде, торопливо выбирая в лодку речное крыло и в то же время быстро отводя её вперёд по линии приплёска. Фигура бережничего тоже обрисовалась сзади. Он собирал своё крыло, нагибаясь к реке так низко, как будто ему хотелось хлебнуть холодной воды. Расстояние между обоими крыльями становилось всё менее и менее.

-- На берег, на берег! -- озабоченно говорил Барский, передавая товарищу оба конца тетив. -- Хрептовский, на берег, ради Бога!

Он с силой вытолкнул лодку носом на песок и, взяв со своего сиденья короткую деревянную колотушку, вошёл в прибор невода.

-- Рыба ходит! -- заговорил он возбуждённо, подражая туземным промышленникам и чувствуя, как тупые рыбьи носы толкаются в воде о его ноги. -- Нельма, нельма ходит!

Он придавил ногой нижнюю тетиву, а колотушкой нащупал и приподнял верхнюю, для того, чтобы какая-нибудь проворная щука не могла переброситься через неё в вольную воду.

-- Много рыбы! -- сказал Гуревич, чувствуя подёргивание и судорожное трепетание верёвок в своих руках.

-- Тащи, тащи! -- азартно кричал Барский. -- Волоки!

Улов вместе с неводом очутился на песке. Промышленники открыли невод и вытряхнули добычу на песок. На песке немедленно поднялась невообразимая возня. Серебристые максуны, тускло поблёскивавшие в темноте, подпрыгивали так высоко, как будто они были сделаны из резины; скользкие налимы ползали, извиваясь во все стороны и постоянно подвёртываясь под ноги; толстые нельмы, напротив, лежали смирно и неподвижно как обрубки дерева. Барский торопливо переходил от рыбы к рыбе и ощупью укрощал её ударами палки по голове.

Теперь нужно было убирать невод. Вместе с рыбой в него набралась целая куча мягкого ледяного сала, быстро примерзавшего к тонким ячеям на обнажённом песке. Но хуже всего была сельдятка. Она набивалась в крыльях невода целыми сотнями, туго протискиваясь в каждую нитяную ячею. Её нужно было всю выдергать и набросать в кучу на берегу. Эта работа была самая трудная. Плавники сельдятки застревали в ячеях, небольшое вальковатое тело поминутно выскальзывало из рук, нить ячеи при каждом неловком движении больно резала пальцы, мелкая сельдяжья чешуя прилипала к ладоням, противная рыбья слизь застывала на коже и больно щипала тело.

Промышленники были забрызганы водой до самого ворота. На рукавах, которые то и дело погружались в воду, образовалась такая твёрдая кора, что она стесняла движение рук. Очистка невода подвигалась очень медленно, так как каждый аршин сети нужно было, очистив от рыбы, тщательно промывать в воде, чтобы удалить песок и слизь. Какая-то вертлявая щука завила вокруг себя целый клуб, предварительно набив полон рот изодранными нитями ячей, и они насилу распутали её, прорвав при этом в неводе большую круглую дыру. Сельдятка, попавшая в ячеи с наружной стороны, то и дело уходила, но добычи было много, и они не обращали на неё внимания.