Рядом с нами - [39]

По жалобам Инны в Бухолове побывало уже около десяти комиссий: две — из МК комсомола, одна — из ЦК комсомола, две — из облоно, две — из Министерства просвещения… Комиссии приезжали и убеждались, что ставить Инне пять не за что, а мать Инны вместо того, чтобы посадить дочь за учебники, подбивает ее на новые кляузы.

Рогова и Залыгин калечат не только родных детей. Неучи-педагоги растят и неучей-учеников. У Роговой и Залыгина, как правило, по две трети класса обычно остается на осень с переэкзаменовками, а был даже и такой случай, когда весь класс Роговой (исключая двух учеников) был оставлен на второй год.

В эту экзаменационную сессию Залызин решил сократить количество двоечников. С этой целью он искусственно завысил в своем классе отметки ученикам. Вместо двоек ставил четверки. Обман, конечно, обнаружился, и в школе снова возник вопрос об освобождении негодного педагога. И снова из Бухолова в Москву полетели телеграммы: "Помогите. Страдаю за критику".

Сейчас в Бухолове опять извлекаются из архивов дела четырнадцатилетней давности, и опять инспекторы и инструкторы, прибывшие из Москвы, мучают директора Чубукова вопросами и расспросами. А вместе с директором школы ответ приходится держать и работникам роно, райисполкома, райкома партии, и все эти ответы не в пользу Залыгина. А Залыгину что! Он пишет новые жалобы, в которых выражает недоверие местным работникам.

За четырнадцать лет на посту директора Бухоловской школы побывало четыре человека, в роно за это время сменилось семь заведующих, в райисполкоме — пять председателей, в райкоме — шесть секретарей. И среди всех этих работников нет ни одного, которого стрикулисты из Бухолова не облили бы грязью. Получилась совершенно дикая картина. Все эти четырнадцать лет страдающей стороной являются не неучи и клеветники, а честные советские работники. Их вызывают в область, заставляют писать докладные записки, оправдываться. Не успеют эти работники опровергнуть одну кляузу, как Рогова и Залызин посылают другую.

Я был в Бухолове и говорил с педагогами, партийными и советскими работниками, и никто не сказал мне доброго слова о супругах-клеветниках. Что же касается самого села, то здесь супруги вообще настроили против себя всех жителей. Со стрикулистами никто не разговаривает, ни один колхозник не подает им руки.

— Это все из чувства брезгливости, — объяснила нам Елизавета Ивановна, секретарь парторганизации колхоза "За коммунизм". И добавила: — Вот заведется одно такое склочное семейство на селе, от него всему району маята.

Сотни людей занимались уже расследованием писем и заявлений Роговой и Залызина, не меньше пятидесяти раз эти заявления обсуждались на заседаниях районных, областных и центральных учреждений. Наступила уже пора взять слово прокурору и сказать супругам все, что мы думаем о клеветниках и кляузниках. Да сказать это твердо и решительно, так, чтобы они не только зареклись сами, но и заказали другим стрикулистам использовать во зло чуткое отношение советских людей и организаций к письмам трудящихся.

1953 г.

МАГИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА

Студентку Пяткину вызывает преподаватель:

— А ну, расскажите, как вы подготовились к экзамену.

А Зине Пяткиной рассказывать и нечего. Всю неделю она прокружилась в клубе на танцах, и сейчас у нее в голове гуляет ветер. Но Зина Пяткина не краснеет. Она многозначительно улыбается и кладет на стол преподавателю маленькую записку. В записке всего четыре слова, но они оказывают на преподавателя магическое действие, и преподаватель пишет студентке в зачетную книжку "хорошо".

Через три дня Пяткиной предстоит новый экзамен, Пяткина пишет еще одну записку. Преподаватель Ряжцев читает ее и ничего не понимает. А в записке написано: "Я сестра Ивана Павловича".

— Ну, что из этого? К экзаменам-то вы ведь не подготовились?

— То есть как что? — недоумевает студентка. — Неужели вам не понятно? Раз я сестра Ивана Павловича, то вы должны сделать мне скидку.

Николаю Даниловичу Ряжцеву хочется встать и попросить бесцеремонную студентку выйти из аудитории. Но Николай Данилович почему-то гасит в себе этот благородный порыв. Мелкие житейские соображения берут верх над принципиальностью, и Ряжцев долго думает, как быть. Поставить в зачетной книжке «хорошо» ему совестно, написать «неудовлетворительно» боязно. И преподаватель идет на компромисс. Он пишет «посредственно» и назидательно говорит студентке:

— Смотрите, чтобы это было в последний раз!

Но назидание не помогло. Через неделю Пяткиной предстоял третий экзамен, и она вновь, как ни в чем не бывало, положила на стол преподавателю записку с четырьмя магическими словами: "Я сестра Ивана Павловича".

Преподаватель Манихин прочел и возмутился:

— Да как вы смели написать мне такую записку?

Манихин был так возмущен поведением студентки Пяткиной, что не только записал в ее зачетную книжку «неудовлетворительно», но и немедленно доложил о случившемся заведующему кафедрой, декану факультета и дирекции института. Возмущение было всеобщим. Да и как же могло быть иначе? Честь и достоинство преподавателей требовали того, чтобы студентка Пяткина была немедленно наказана. Заведующий учебной частью взялся было за перо, чтобы написать соответствующий приказ, как вдруг ему доложили: