Рядом с Алей - [47]

Комнатка Лены была прелестная. На окнах – ситцевые занавески с вытачным бордюром. Холщовый занавес перегораживал комнату на спальню и кабинетик с балконом. Чем дольше Леночка у нас жила и работала, тем больше мы к ней привязывались. Мы жили одной семьей. Лена была нашей радостью. По Алиному совету она подала заявление в Литинститут на заочное отделение, куда представила несколько своих работ – поэм и очерков.

Как-то раз Пасха совпала с Маем, и мы решили в Тарусе справить ее по старинному русскому обычаю. Лена напекла маленьких куличей, Аля сделала пасху из прекрасного деревенского творога и сметаны со всеми полагающимися сладостями, а затем раскрасила акварелью сваренные яйца нашими окскими пейзажами, даже с корабликами на реке. Лена встречала праздник с матерью в Москве, и Аля дала ей с собой понемножку всего вкусного.

Как потом оказалось, Лена захотела отвезти раскрашенные яйца на кладбище в Елабугу. Ее мать, человек очень добрый и эмоциональный, поддержала эту мысль. И мы потом долго удивлялись ее рассказу об этом путешествии.

Здоровье Лены стало ухудшаться. Справляться с работой и заочным обучением ей было явно не под силу. И вот Аля, узнав, что в институте преподает ее знакомая литературовед И. Л. Вишневская, позвонила ей по телефону, рассказала о своей дружбе с Леной, о ее трудном положении и попросила перевести Лену с заочного факультета на дневной. После этого нужно было убедить Лену подать необходимое заявление. Это, пожалуй, было самым трудным делом. Лена ведь прекрасно знала, какой была обычная реакция деканата на такого рода заявления. Каково же было ее удивление, когда поданная ею бумага возымела действие.

Леночка простилась с Большим театром. За время нашей дружбы мы дважды были на балетных представлениях Большого, сидели на роскошных местах в партере – на «Щелкунчике» и на балетном вечере, где было сразу два спектакля: «Легенда о любви» и «Спартак». Мы с Алей не были избалованы театральными зрелищами. Сцены из этого балета до сих пор стоят перед моими глазами.

Впрочем, Лену из театра насовсем не отпустили. Ее попросили некоторое время ведать распределением путевок в Дом творчества. Занимаясь этим щекотливым делом, она приобрела репутацию необычайно порядочного и доброго человека. Но здоровье не поправлялось. Мне удалось договориться, чтобы опытный диагност осмотрел Лену. У нее выявилась анемия – пониженное содержание эритроцитов в крови. Ей прописали щадящий режим, свежий воздух, регулярное питание с большим количеством витаминов. И даже рекомендовали специальный санаторий. Вернувшись оттуда, Лена с ужасом рассказывала, что больных там называют «синюшниками», они и правда отдают синевой, и что у всех почти предельный процент гемоглобина.

Когда Леночка вернулась в Тарусу, Аля сказала, что ни в какую клинику она ее больше не пустит, что с питанием мы справимся, а наш маленький огородик вполне может нас снабжать витаминами.

Новому режиму на даче Лена подчинилась беспрекословно. Аля следила за питанием. Мы ежедневно гуляли в лесу. Ленина мать была довольна.

Понемногу Лена стала поправляться. Изменился цвет лица, она пополнела. Когда она поехала показаться врачу, то вернулась счастливая и сказала, что ее можно считать здоровой и она будет рада включиться в Алину работу. После этого мы жили спокойной равномерной жизнью. По утрам работали, купались, ходили по ягоды. Познакомили Леночку со всеми нашими приятельницами, а поскольку она всегда была любезна, то всем нравилась. В августе Лена возвращалась раньше нас и втягивалась в учебу, а по выходным обычно приходила к Але работать.

В качестве будущей дипломной работы Леночка выбрала пьесу, хотя профессор Вишневская отговаривала ее, но Лена настояла. И вышло, что ей пришлось ехать в творческую командировку на Каму, где происходили тяжелые и малоизученные предреволюционные события.

Сперва Лена попала в Сарапул, в Удмуртию, где ей надо было навести справки. В Сарапуле ее хорошо приняли, устроили жить к одинокой женщине, которая впоследствии с ней сдружилась. Помогли ей встретиться с двумя-тремя стариками – свидетелями далеких дней, когда в этих местах происходили трудные бои за советскую власть. Старики эти мало чем помогли Лене в ее творческой работе. Они многое забыли, путали и все время сбивались на ужасающий эпизод, когда по ошибке в Каме была потоплена целая баржа с активистами-комсомольцами, о чем, конечно, не сохранилось никаких документов. Лена понимала, что об этом писать немыслимо и, собственно, делать ей там нечего. Надо было возвращаться обратно.

В следующем году Лена все же защитила диплом, и стал вопрос о работе.

Из ЦГАЛИ пришло предложение зачислить Лену младшим научным сотрудником и направить ее к Але в качестве литературного секретаря.

Здоровье Али в это время так пошатнулось, что она почти не могла ходить; постоянные головные боли мешали работать над переводами (в ту пору это были в основном поэтические переводы с французского языка, которым она владела как родным). Была еще необходимость записать все, что она помнила о своей матери и о ее творчестве. Лена была рада остаться при Але. В значительной степени благодаря ей в ленинградском журнале «Звезда» в 1973 году начали публиковаться Алины воспоминания «Страницы прошлого». Но Алин земной срок был уже отмерен… Теперь, когда нас осталось только двое, мы поддерживаем связь, и я всегда с любовью и восхищением думаю о Леночке, о том, чем она была в нашей жизни.