Рябь - [71]
– Сиенна...
– Уходи. Сейчас же.
Она поднимает со стоящего рядом с ней столика еще что-то, похоже на небольшую шкатулку для драгоценностей, и я пячусь назад, с такой силой распахивая дверь спальни, что она ударяется о противоположную стену, оставляя в ней вмятину.
Я бегу по дому, едва не поскальзываясь на коврике, и открываю входную дверь. Мое горло жгут непролитые слезы. Я закрываю дверь, и изо всех сил стараюсь заставить свои ноги идти.
Коул выбирается из машины и спешит ко мне. Я падаю в его объятья.
Все, что у нас было с Сиенной, все, что мы пытались вернуть назад, – все кончено. Я больше никогда не верну свою лучшую подругу. Мысль об этом ранит сильнее, чем я могла себе представить. Сильнее, чем когда я потеряла ее в первый раз. Потому что сейчас я знаю, каково это остаться без нее, и не хочу проходить через это еще раз. Но теперь она знает правду. Она знает, что я убила ее брата. И никогда не подпустит меня к себе снова.
Коул изучает мои безумные глаза, и переводит взгляд к ее дому.
– Она не...
– Нет, – я глотаю слезы. – Она... Она ненавидит меня.
– Мне жаль, – говорит он, обнимая меня.
Я отстраняюсь.
– Давай выбираться отсюда, ладно? Просто поехали к тебе.
Я еще раз оглядываюсь на дом Сиенны, когда забираюсь в машину, задаваясь вопросом, зайду ли я когда-нибудь в этот дом снова, заранее зная, что ответ отрицательный.
На нашу дружбу выпало слишком много испытаний.
Я принимаю душ в ванной Коула, наслаждаясь обжигающим чувством горячей воды на своей коже. Каждая часть меня болит, а все тело покрыто голубоватыми пятнами после схватки с Эриком. Если бы я могла, то простояла бы всю ночь под горячими струями.
Я вздрагиваю, когда втираю мыло поверх своих больных ребер. Такое чувство, словно меня запихнули в сушилку и оставили кувыркаться в барабане в течение часа. Я выключаю воду, вытираюсь полотенцем, и натягиваю футболку и боксеры, что Коул одолжил мне. Я провожу расческой по волосам, наблюдая, как они завиваются в легкие локоны.
Даже покушение на жизнь не способно разрушить красоту моих волос.
Я вглядываюсь в свое отображение в зеркале, пытаясь узнать незнакомку, что смотрит на меня. Так много всего изменилось сегодня.
Для начала, я снова убила. Когда Эрик признался мне в любви, я поняла, что должна оставить его. Но я никогда не планировала убивать его. Я сжимаю край столешницы и закрываю глаза, не в силах больше смотреть на себя.
Не имеет значения, что это была самооборона, и что Эрик, наверняка, убил бы меня, если бы я не опередила его. Я оборвала еще одну жизнь. Я сглатываю, желая прогнать слезы. Я не хочу убивать снова и снова. Никогда. Вода отобрала у меня столько всего. И теперь, когда Эрика не стало, когда я знаю, что на самом деле он бы не разрушил мое проклятие, я вернулась туда, откуда начинала.
Если Эрик действительно врал... если это будет продолжаться вечность... Не знаю, как долго смогу справляться с этим. С тем, кто я на самом деле.
Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть.
– Ты в порядке?
Я киваю, затем понимаю, что он не может видеть меня.
– Да, – говорю я, заставляя свой голос оставаться нейтральным.
– Тогда, может, выйдешь оттуда и поговоришь со мной?
Я вздыхаю. Затем дважды убеждаюсь, что мои глаза покраснели не так сильно, как это ощущается, и покидаю тишину ванной комнаты.
Когда я вхожу в его спальню, мои босые ноги зарываются в роскошный ковер, а в животе скручивается тугой узел. Коул сидит на краю кровати с пультом в руке, голубой свет экрана окружает его странным сиянием. На нем надета выцветшая серая футболка, его темные мокрые волосы достигают воротника. Он выглядит естественно, непринужденно в привычной для себя обстановке.
Я останавливаюсь около кровати и сглатываю, борясь с желанием начать заламывать руки. Знаю, у него должны быть еще вопросы, но я не уверена, что ему понравятся ответы.
Должен же наступить момент, когда он отступит и поймет, что это того не стоит. Что я не стою того.
Он выключает телевизор и отбрасывает пульт. В комнату проникает лишь свет с террасы, странный желтый свет в щелях между задернутыми шторами. Коул встает и подходит ко мне, обнимает за плечи и притягивает к себе.
Во мне разливается спокойствие, в то время как я прижимаюсь щекой к его плечу, вдыхая свежий запах его мыла, тот самый аромат, который все еще присутствует на моей коже. Он такой теплый, нежный, надежный, что я могла бы стоять вот так весь день, не обращая внимания на боль на моем теле и в моем сердце.
Он немного отступает назад и одним пальцем отклоняет мою голову вверх. Мои глаза закрываются, когда его губы обрушиваются на мои. В вихре поцелуев и прикосновений, мы падаем на его кровать.
В этот раз все по-другому. Стены, что Коул возводил, когда мы целовались... всякий раз, когда мы заходили так далеко... вдруг начинают рушиться. Мы переплетаемся и хватаемся друг за друга, сбрасывая одежду на пол. Его губы везде, мои руки скользят по его телу вверх и вниз.
И нам этого не достаточно. Возможно, на нас так повлияло то, что мы были на волосок от смерти? Наше дыхание становится громче, тяжелее. Коул отстраняется к тумбочке, чтобы достать что-то, и я едва сдерживаю себя, чтобы не потянуть его обратно к себе. Но затем он возвращается и оказывается сверху меня; и когда, наконец, между нами не остается свободного пространства, и все его тело прижато к моему, горячая кожа к коже, наши глаза встречаются.
