Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века - [66]

К тому же следует принять в соображение, что одна Америка со множеством своих новейших оружейных и патронных заводов и с улучшенными на них машинами, могла облегчить те постоянные переделки и усовершенствования, которые на каждом шагу должны были встретиться при изыскании образца и патронов к нему опытным путем [Экстен 1870: 152][221].

В 1866 году было принято решение использовать металлический унитарный патрон, что повлекло за собой несколько необычный выбор оружейных систем: новые винтовки, карабины и револьверы разрабатывались с учетом последних достижений в области стрелковых боеприпасов. Русские создали систему взаимозаменяемости патронов в оружии разных видов. В сложившемся положении логично было обратиться к США, которые в период после Гражданской войны были признаны лидером в разработке металлических патронов. Взаимозаменяемость патронов значительно облегчила последующие конструкторские и производственные решения, и, опять же благодаря этому принципиальному подходу, схема принятия оружия на более поздних этапах перевооружения тоже изменилась. Новаторские прорывы в проектировании систем происходили далеко от России, но, как ни парадоксально, русские теперь играли в них большую роль, чем раньше. После испытания и одобрения новой системы правительство разместило первые заказы в Соединенных Штатах и – в меньшем объеме – в Англии. Так, металлический патрон Бердана-Горлова, винтовка Бердана-Горлова и «русский револьвер» Смита и Вессона были разработаны и первоначально производились в Америке. Объем заказов, сделанных русским правительством за рубежом, был относительно невелик. Взаимозаменяемость патронов значительно упростила конструирование оружия и, что еще важнее, обещала упростить его изготовление.

Российское правительство решило не ограничиваться только закупкой оружия – пусть даже изготовленного на лучших заводах – в Соединенных Штатах и было полно решимости наладить собственное производство. Безусловно, конструкция системы могла определять будущее решение организации производства, но верно и обратное. Сравнивая две системы Бердана, Н. Литвинов указал, что при выборе соображения относительно возможности производства того или иного вида оружия в России имеют больший вес, чем оценки чисто технических качеств, и что превосходство «Бердана № 2» над «Берданом № 1» заключается не столько в его военных возможностях, сколько в обещанной высокой степени пригодности для крупномасштабного производства на российских оружейных заводах[222]. Он также заявил, что после выбора системы небольшие партии оружия можно получить быстро и с удовлетворительным качеством, сделав заказ за границей. Но долгосрочная цель – простое и доступное отечественное производство. По иронии судьбы, Горлов, сторонник русского «Бердана № 1», не принял «Бердан № 2» и отдал предпочтение британской разработке Мартини-Генри. Однако в отношении принятия на вооружение «Бердана № 2» и Горлов, оскорбленный тем, что власти не прислушались к его советам, и советские историки 1950-х годов, обвинявшие русское правительство в бездумном увлечении всем иностранным, похоже, упустили из виду важный аспект проблемы. На рапорт Горлова военный министр Милютин наложил пространную резолюцию:

Если г. Горлов имел в виду удобство заказа ружей Генри-Мартини в Англии, то одна эта причина едва ли может оправдать новую перемену образца – Россия не Египет, не Папские владения, чтобы ограничиться покупкой ружей за границей на всю армию. Мы должны же строить свои заводы для изготовления в будущем наших ружей, и вот существенный вопрос: не встретят ли наши заводы больших непреодолимых затруднений для изготовления ружей, обр. 1868 г., если бы даже признать вместе с Горловым, что эти ружья самые лучшие из всех до сих пор известных. Образец, так называемый Бердана № 2, соблазняет как в особенности своей простотой в фабрикации, а также и удобством манипуляции с его затвором[223].

Естественно, что необходимость полномасштабного отечественного производства сильно повлияла на решения о перевооружении. Из утверждений Милютина можно заключить, что важность новой военной тактики, основанной на быстрой стрельбе, получила всеобщее признание и что принятие и развертывание новых оружейных систем сдерживают лишь экономические причины. На деле же русские офицеры обсуждали не только технологическую и экономическую осуществимость производства новых казнозарядных винтовок и металлических патронов, но и влияние изменений в вооружении на военную стратегию и тактику, а также на подготовку и боевой дух солдат. Эти дебаты, отчетливо просматриваемые на страницах военных журналов, важны потому, что происходили в контексте более широкого обсуждения военных реформ – в ходе последней из основных Великих реформ, – а также накануне Русско-турецкой войны.

Стрелковое оружие в русской тактической доктрине после Крыма

Заметный рост значения стрельбы в ходе военных действий в XIX веке, связанный с качественным развитием ручного оружия, привел к появлению новых требований к разработчикам военной тактики и командирам. Наступление пехотных колонн в сомкнутом строю сменилось тактикой на основе рассыпных стрелковых цепей; традиционная массированная кавалерийская атака стала рассматриваться как самоубийство, а действия в открытых порядках многократно повысили значение личной инициативы. Впрочем, приверженцы старых обычаев не спешили уступать, и, хотя XIX век стал веком винтовок, даже в середине столетия нет-нет да и случались самоубийственные кавалерийские атаки в плотном строю. В 1860-х годах в России происходили быстрые изменения социальной, правовой, образовательной и военной структур, и оснащение пехоты современным оружием стало одним из главных приоритетов, так что не вызывает удивления и соответствующий пересмотр тактической доктрины и системы воинского обучения.