Рутина - [62]

Лео на всякий случай проговорил уже известное. Персонаж Тимура: взрослый велосипедист, которого все принимают за юниора и карьера которого не задалась. У него слетела цепь, ему надоел велосипедный спорт, он не знает, куда идти, и он устал. Он тащит свой велик в неизвестном направлении и случайно попадает в эту богом забытую гостиницу.

Мой персонаж: повар Юра. Он мечтает уехать из гостиницы, где живет со странной то ли немой, то ли слабоумной бабой постарше его самого. Юра внешне агрессивен, может дать по лицу, но в отношениях ведет себя как телка. В то же время он постоянно смотрит тупые видеоклипы, фанатеет от пошлой поп-звезды и грозится уехать к ней в другую страну. Так Юра пытается вызвать ревность своей немой бабы, а вообще он любит поныть, уткнувшись стриженой головой ей между ног.

Мы прогнали сцену знакомства, сидя напротив друг друга. – А теперь то же самое, только перед этой штукой.

Лео достал из своей сумки какое-то странное устройство, черный прямоугольник. Несколько раз нажал на кнопки на нем, раздался звук перематывающейся пленки. Я понял, что это советский кассетник.

– Давайте попробуем.

Лео врубил на запись и мы повторили.

– Почему было не взять видеокамеру? – спросил я.

– Все отлично, не забивай голову, – сказал Лео. – Кстати, Тимур, хочешь поесть? Я угощаю.

– Типа это ты как музыкант? Тебе надо сперва нас услышать? – не унимался я.

– Тимур? – еще раз спросил Лео.

Актер Тимур пошевелил лицом, будто стряхивая что-то со щек, и ответил:

– Наверное, да.

Потом мы с Лео пошли в парикмахерскую, где меня подстригли под ежик и сделали мелирование.

– Позорище какое, – сказал я.

– То, что нужно, – сказал Лео.

Мы поехали в центр, в гости к актрисе Татьяне. Вообще-то, она, как и я, не была актрисой, а вроде художницей, но в «Гостинице „Мадонне“» ей предстояло сыграть мою девушку.

– Это Женя, – сказал Лео. – Ты прочла его рассказы?

– Да, – сказала Татьяна. – Не очень впечатлилась.

Стрижка у нее была короткая, волосы пепельные, лицо интеллигентное. Я с этим выжженным ежиком выглядел как ее нестильный братец.

– Зачем ты ее заставил читать? – спросил я.

– Ой, не кокетничай, – сказала Татьяна так, как будто это я ей всучил распечатку.

– Был уверен, что ей понравится.

– Читала и лучше.

Мы проиграли пару сцен. Меня смущало то, что подруга Лео Татьяна явно считает меня каким-то неполноценным. Ей было под тридцать, может быть, она уже насмотрелась на такие доморощенные таланты.

– Погладь мои волосы, погладь мои волосы, – говорил я, положив голову ей на колени. – Что еще сделать, босс?

Лео наблюдал за нами со стороны. Кивал. Командовал:

– Таня, по-матерински взгляни на него и потом в камеру, – никакой камеры не было, но Лео приложил ладони к своим вискам, как бы ограничивая рамки кадра, прищурил глаза. – Тук-тук, это Тимур увидел вас через окошко, Женя. Глянь резко, вставай и агрессивно иди на меня. Отлично, молодец.

– Пфф, – сказала Татьяна.

– Я привык нравиться тем, с кем работаю, – посетовал я.

– Да все в порядке. Это ее стиль. Таня хорошая.

Через пару дней начались съемки. Дни проходили в маленьком гестхаусе недалеко от Рублевки. Ночевать ездили к Авдотье в дом. Никакого особенно нового актерского опыта я не получал, но меня удивило, как тяжело Лео было работать одному. Когда они ставили кино с Ваней, все шло гораздо быстрее, чувствовался творческий процесс, я думал, это заслуга Лео. Но один он превратился в сомневающегося бедолагу. Съемочная группа часами ждала, пока Лео придумает кадр, или заменит реплику, или поймает настроение. Если ты лез к нему с советом, он болезненно кривил лицо. Если пытался его поторопить, он убегал тупить туда, где его не видно. Моим утешением стал звукорежиссер Митя.

– Я собираюсь убить Антона Нефедова, – сказал он мне, подмигнув. – Женя тебя зовут? Женя, не хочешь помочь мне в этом?

Митя был обаятельным белобрысым очкариком, из тех, кто может ходить в девственниках лет до тридцати, а потом неожиданно растолстеть, сделать что-то великое или покончить с собой. На нем был черный плащ, хотя дни уже были жаркие. Еще он был известен в институте своей феноменальной рабочей халатностью.

– А для чего нам его смерть?

– О, полюбуйся на этот позор. Авдотья должна быть моей девушкой, не его. Ей девятнадцать, я обожаю девятнадцатилетних.

– Резонно.

– А Нефедову тридцать. Ему уже пора умирать.

– Согласен. Он мне тоже не нравится, – я, вообще-то, почти не знал Нефедова, но пару лет назад Сигита написала для него этюд, и я пару раз наблюдал, как они вместе работают. Решил, что он мне скорее не нравится, чем нравится. Ни с чего.

– К тому же он ничего не смыслит в подлинном юморе, – сказал Митя.

– А ты смыслишь? Что значит «подлинный»?

– Ты говоришь мне: «я собираюсь посрать». Но эта информация мне ничего не дает. Ты скажешь: «я собираюсь посрать из жопы». Это уже лучше, но всё равно непонятно, почему я должен угадывать, чем ты собрался срать?

– Я собираюсь посрать из жопы говном.

– Так. Но я все равно пока еще ничего не понимаю. Где будет твоя жопа?

– Я собираюсь посрать из жопы говном в унитаз… в данной точке времени и пространства.

– Бинго! Вот теперь ты сказал все верно.