Рутина - [59]

Снимали мой монолог. Я говорил своему молодому напарнику, актеру Вове:

– Я-то как раз умею обращаться с женщинами. – Флешбэк, как я лежу в проеме, подложив голову под дверь, как под лезвие гильотины, не давая девушке прогнать меня: «Давай закрой за мной дверь!» – Но хочу тебе рассказать свой сон. Мне приснилась твоя подруга, Таня, почему-то я должен был с ней переспать. Но не знаю, кажется, я был тобой в этом сне. И вот я, или же это был ты, Стасик, раздеваю Таню.

– Я не хочу это слушать! – он покачал головой одновременно встревоженно и насмешливо. Неплохой актер, подумал я.

– Да там ничего страшного, братан. Короче, я ее раздеваю, но ты не ревнуй. Раздеваю. Но вдруг вспоминаю другой сон. Мне снилось, что у всех девчонок были зубы в вагинах. И я думаю, что, значит, придется пойти другим путем. Не хочется, чтобы шляпу мою откусили.

– Боюсь, мне придется кинуть в тебя перчаткой, брат, – сказал актер Вова полувопросительно. Да, вгиковская школа не так плоха, как о ней говорят, подумал я.

– Нет, во сне я понимаю, что это не моя девушка, и приходится заменить ее на любую другую. В общем, я хотел сказать, что наше дело, наше решение преступить закон настолько нас сблизило, что мое подсознание слило нас воедино в этом сне. И, чтобы отделиться от этого, дорогой сиамский близнец, слияния, чтобы отрезать тебя, я говорю: «Нет, Таня!» – и изобретаю другую девушку, и засовываю ей в дымоход.

– Ты только что спас свою жизнь, – ответил на это актер Вова. Мне кажется, он уже не очень уверен, и хочет спалиться. Но я продолжаю нести чушь:

– Следующий фрагмент: я в душе и чувствую неприятный запах. Я смотрю вниз. Смотрю вниз, а он весь…

– Мерзкий ты тип, – все, вот он и выпал из роли. Я тоже не смог больше идти по канату:

– Так, ребят. Я не знаю, надо что-то делать с этой репликой. Но про член в говне я не буду говорить.

– Стоп. Женя, ты вообще что там рассказываешь? Какой сиамский близнец? – Наверное, будь это другой режиссер, он сейчас бы начал орать. Но Дэц – самый спокойный и ровный парень в этой профессии.

– Просто я хотел как-то оживить сцену. Не на пленку же снимаем.

– Чтобы не говорить «он весь в говне», предлагаю сказать «он весь шоколадный», – сказал ассистент режиссера.

– Саша, ты гений! – ответил я.

– Давай все-таки ты объяснишь мне, что мы делаем, – попросил актер Вова.

– Все отлично, – сказал я. – Давайте еще разок.

– Вообще-то, я тут режиссер, – сказал Дэц.

Мне нравилось. Я поймал себя на том, что стал верить в этот фильм. Но к утру, когда мы снимали флешбэк, сил уже почти не было. Я лежал в дверях, и актриса стояла надо мной, моя дальняя знакомая Катя с продюсерского факультета, которую я пару лет назад пытался поцеловать по пьяни. Она играла мою девушку (Сигиту) и была одновременно собой – той, с кем я рассчитывал изменить Сигите, – и самой Сигитой. Это все давало слишком много слоев, странно.

– Закрой за мной дверь, давай, – говорил я снова и снова, снимали с разных ракурсов. Переставляли камеру, опять снимали, и уже наступило утро. Первые дни знакомства с Сигитой, начало нашего романа, когда я пришел к ней и не хотел уходить, все это ожило теперь в фильме.

Мы досняли эпизод, и я думал, что поеду домой. Но Дэц сказал: еще одна сцена в ванной. Я хотел сказать: нет, больше не могу. Но взял себя в руки, это – кино, смены здесь длятся и дольше. Дэц молодец, работает. Я помнил его семнадцатилетним абитуриентом, внешне Дэц мало изменился за эти три года, стал немного выше, ссутулился и погрустнел; помню, как он был уверен в собственном моногамном счастье на вступительных экзаменах. На его туловище была набита татуировка «Helen’s property» (закрасил ли он ее?), и Дэц говорил, что станет режиссером, чтобы снять фильм о своей девушке, об их отношениях. Но потом пошла студенческая жизнь, необходимость работы с актрисами, в которых он неожиданно для себя стал влюбляться. Изначально не особо хотелось отдавать ему сценарий, веры в его талант у меня не было. Но когда он в очередной раз чуть не заплакал, говоря об этом фильме, я понял, что кроме него в этом мире эта история никому не нужна. Ладно, Дэц скинул потаенную ссылку на свою экранизацию рассказа «Самая красивая женщина в городе». И там была закольцовка, которая мне не только понравилась, но и казалась очень соответствующей духу Буковски.

Лже-Сигита ушла. Сейчас я лежал в ванне в свете прибора, Авдотья склонилась надо мной, протирая ебло для кадра, поправляя прическу.

– Может, подлить горячей воды?

– Все хорошо, просто спать хочу. Не холодно.

Неожиданно мог возникнуть намек на секс. Я не знаю, как это объяснить, но вдруг Авдотья задавала какой-то дурацкий вопрос и подвисала, и в воздухе уже есть шевеление. Так она спросила:

– Как думаешь, Катя даст тебе, если будешь настойчив?

– Стараюсь о таком не думать сейчас.

– А кофе хочешь?

– Ой, уже, кажется, тошнит от вашего «Нескафе».

– Мне кажется, она одна из самых красивых баб во ВГИКе, это я выбрала ее на роль.

Мне казалось, что Авдотья много думала о членах. Я не выдержал и спросил:

– Дуня, ты правда все время думаешь о ебле? О хуях?

Она приободрилась и рассказала, что она не столько их перевидала, но, как правило, хороший член можно определить по мужским рукам.