Рутина - [17]
В этот вечер было слишком холодно, где-то минус двадцать. Я прикинул, что мне не раскопать землю в такую погоду. Спрятал труп щенка за мусоркой. На следующий день было немного теплее. Я предложил Джиму помочь мне. Неожиданно он отказался.
– Как это? – спросил я наивно. – Ты же христианин.
– Ну и что? – ответил Джим. – Выбрось труп в мусорку. Это же не человек. У него души нет.
– С ума спятил? Как это нет души? Это же не кусок пластмассы, а зверь. В мусорке он оттает и будет вонять. К тому же этот пес был дорог моей девчонке. Надо его похоронить нормально.
– У меня были щенки, и они умирали. Я с ними не церемонился, – так сказал Джим.
Перед Михаилом Енотовым я чувствовал себя виноватым, не стал просить его о помощи. Но со мной пошла сама Сигита. В парке было тихо, прохладно, хорошо. Я управился быстро, выкопал маленькую, но глубокую могилку, уложил туда труп щенка. Мы проводили его минутой молчания, после чего я закопал яму. После похорон мы поехали в гости к Сигитиной подруге. Подруга напилась и поругалась со своим парнем. Мы с Сигитой заперлись в ванной, чтобы не слышать ссоры, целовались, ласкали друг друга. Как в первый раз. Подруга долбилась в дверь, кричала, что ненавидит своего парня. Мы решили не открывать. Подруга грозилась выкинуться в окно. Ее парень молчал и молчал, но потом тоже начал орать:
– Да делай уже что хочешь, только не вопи!
Людям нужны драмы, оба они тоже были сценаристами. Мы с Сигитой улеглись на голый кафель. Я пообещал больше не переписываться и не встречаться с Женей.
Рассказы Зоберна перевели на голландский и издали книгой. Переводчица с кафедры славистики наткнулась на его прозу в журнале «Новый мир», и завертелось. Я и обрадовался за него, и завидовал. И удивлялся, что это сработало: эти рассказы, технично написанные, были лишены личности и походили на хорошо выполненные старательным, но не очень изобретательным роботом упражнения.
– Ты глуп еще, – говорил мне Зоберн. – Тебе надо учить историю и философию. Тебе надо писать на разные темы. Все есть упражнение.
– Мне нравится писать то, что лечит меня. Тогда оно и на другого подействует.
– Кого ты лечишь? Вырастай уже.
Книга называлась «Тихий Иерихон»: в одноименном рассказе горнист проснулся на развалах СССР, и его избили гопники, в другом – Ленин утонул в молодости, переходя залив по льду. На русском еще не было книги. Гонорара Зоберн не получил, зато скатался на несколько дней в Амстердам, пожил в двухэтажном доме издателя, погулял, провел презентацию, вдохновился писать дальше.
В гостях у Зоберна я выпил коньяку, он угощал.
– Я подписал там сорок книг! – хвастался Зоберн и показывал фотографии, на которых то сидит за столом с переводчиком, то подписывает книги авторучкой, а также отдельно – его красивая книга на фоне улиц среди инопланетной жизни.
Потом Зоберн подвыпил и сказал:
– Я не хотел тебе говорить раньше времени. Но я продал рассказ в наш «Эсквайр». Скоро выйдет.
– Везучий сукин сын.
– Я профессионал. А ты еще сопляк.
– Повторяю: везучий сукин сын.
– Везучий на восемь тысяч рублей.
Такой у них был гонорар, это вам не толстый журнал! Мы открыли мои рассказы на «Прозе. ру» и стали выбирать, какой мог бы подойти для «Эсквайра».
– Они понемногу начинают публиковать русскую прозу. Можно попробовать толкнуть и твой.
Два рассказа Зоберн сохранил себе, чтобы якобы отнести в «Эсквайр», чтобы у них было из чего выбрать. Время было позднее, я стал собираться домой.
– Только обязательно удали все тексты с «Прозы. ру». Пусть они будут только в «Журнальном зале».
Я пожал плечами. Может – да, может – нет.
– А книга? – спросил я. – Подаришь экземпляр?
– Зачем тебе на голландском? Будет на русском, тогда и подарю.
– Твои рассказы я и так читал. Мне нужен этот магический амулет, чтобы писать лучше. На удачу.
Зоберн зажал книгу. Осталось всего восемь штук, оправдывался он. Трамваи до общаги уже не ездили, и я шел ночью по путям. Как он это делает, думал я. Ведь его тексты просто дают легкую игру для ума, не вызывают сопереживания. Мои тексты хуже? Я ищу и болею, а Зоберн просто играет. Мне же пишут люди, что они читают и перечитывают то, что я написал. Я точно знал, что у Зоберна было меньше читателей, но он умудрялся вплетать какие-то маркеры, на которые клевали так называемые «профессионалы». Не завидуй – анализируй. Я нелюбопытен и труслив даже в мечтах – пока пишу в редакцию письмо, желая выиграть футболку с цитатой Микки Рурка из рубрики «правила жизни», умный и смелый Зоберн идет в редакцию, рассказывает сказки о своем величии и продает рассказы.
Шагая домой по мокрому московскому асфальту, вверх по родной уже улице Бориса Галушкина, я вспомнил одну ситуацию. Мне позвонили и позвали на опрос. Нужно было собрать компанию из четырех человек для дегустации пива. Заполнить анкеты, в них по вкусу оценить сорта. Вознаграждения не было, зато участники после работы могли несколько часов пить это никак не маркированное пиво в любых количествах. Мы с Михаилом Енотовым думали, кого еще позвать. Нужна была команда хороших писателей, чтобы это была не простая пьянка, но таинство и симпозиум. Я позвал Зоберна и еще одного друга, с которым тоже был знаком с «Дебюта» – Стаса Иванова, публиковавшегося под псевдонимом Зоран Питич.
