Рутгерс - [51]

Тогда заказ передали группе молодых русских рабочих-комсомольцев. Они недавно прибыли в колонию и проходили выучку у венгерского мастера Лемпека. Обучение шло так успешно, что уже через 14 дней молодые кузнецы получали полную зарплату. На новой работе по изготовлению кайл молодые рабочие не только освоили нормы, утвержденные техническим бюро и профсоюзом, но стали перевыполнять их. Их заработок скоро превысил заработок старых кузнецов. Мастера возмутились, ругали и поносили ван Доорена и Лемпека, «подсунувших высокий заработок соплякам». Но попытки подкопаться под них были тщетными. За ними стояли руководство, партия и профсоюз и молодые ребята-комсомольцы, которые быстро подружились с колонистами.

В мастерских, в шахтах, в ежедневной общей работе, во встречах молодежи в часы досуга росла дружба, росло великое чувство солидарности.

— Себальд, тебя ждут три красноармейца.

Был поздний вечер. Работа в колонии давно закончилась, а Себальд еще сидел за письменным столом, углубившись в бумаги.

— С тобой хотят говорить три красноармейца, — повторяет Бронка.

— Пожалуйста, входите.

— Наш комбат передает вам привет. Мы здесь недалеко на маневрах, — говорит один из красноармейцев. — Завтра свободный день. Наши футболисты и спортсмены хотели бы прийти к вам, провести матч с американцами.

— Превосходно! Мы ждем вас.

Себальд сразу отправляется в клуб. Здесь, как всегда по субботам, многолюдно. Сюда приходят послушать музыку, потанцевать, посмотреть концерты самодеятельности, в которых с большим энтузиазмом участвовала Рут Кенел.

— Товарищи, внимание! — войдя в зал, говорит Себальд. — Красноармейцы предлагают завтра провести футбольный матч с нашей командой.

В ответ раздается дружное «ура».

На следующий день все, кто был свободен, собрались на стадионе. Красноармейцев, приехавших на грузовиках вместе со своим командиром, торжественно приветствовали. Начался матч. Американцы проиграли со счетом 1:5, но настроение оставалось хорошим.

— Немного слишком, — сказал один колонист. — Счет 2: 3 был бы вполне достаточен.

После футбольного матча на спортплощадке начались гимнастические соревнования. В них колонисты не отставали от гостей.

Потом все собрались в клубе. Женщины празднично украсили столы и угощали всем лучшим, что могла изобрести кухня колонии. Своим искусством особенно отличился пекарь Грунд.[22]

Комбат попросил слова.

— Вы приехали сюда, — обратился комбат к колонистам, — чтобы вместе с русскими рабочими участвовать в социалистическом строительстве. Многие из вас оставили удобные дома в Америке, Англии, Германии, Франции. Вас привлекли сюда не желание легкой жизни, не высокая зарплата. Жаждущий прибылей буржуй никогда не поймет вас, вашего стремления помочь нашей молодой Советской стране, потому что это новое чувство — солидарность трудящихся. И мы, красноармейцы, хотим обеспечить мирную работу всех трудящихся в Америке, в Европе, во всем мире. Мы стоим на страже нашей революции, которая одновременно является революцией международного рабочего класса. За ваше здоровье, товарищи!

В сентябре внезапно настали холода, а картофель в подсобном хозяйстве колонистов был не убран. Рано утром в воскресенье под мокрым сеющим снегом колонисты с лопатами и ведрами вышли на картофельное поле — инженеры, шахтеры, столяры, слесари. Женщины не отставали от мужчин. Но когда стало слишком холодно на осеннем ветру, их отправили домой. Мужчины продолжали работу. Мерзлая глина липла к пальцам, но вид розового, крупного картофеля вселял бодрость.

К вечеру картофель был убран. Колонисты — американцы, немцы, голландцы, финны, венгры — вместе возвращались домой. Они шли с лопатами, вскинутыми на плечо, промокшие, перемазанные. Они шли и пели…

А поздно вечером в столовой все сидели за столами, пили горячий чай и весело болтали, наслаждаясь отдыхом. Себальд вместе со всеми пил сладкий чай из общего котла, хотя все сладкое было ему строго запрещено. Но так не хотелось просить что-нибудь отдельно для себя.

«Аиковцы» становились единым коллективом. Их работа с каждым днем шла лучше. Вместе се всеми удачам колонии радовалась Бронка. Но она чувствовала себя плохо. Особенно трудно было по ночам: болела грудь, мучили кашель, озноб и жар. По утрам усилием воли она подавляла слабость.

Всегда в работе, всегда деятельная, она не думала о своей болезни. Вот и сейчас ее лихорадочный взгляд с заботой остановился на похудевшем, изрезанном морщинами лице Себальда.

— Полтора года у тебя нет ни дня покоя, Себальд. Когда же ты возьмешь отпуск?

— Не тревожься обо мне, — роняет Себальд, не поднимая головы от письменного стола. Он проверяет документы и бумаги, которые должен взять с собой в Москву. — Вот это отношение Сибревкома в СТО, — бормочет он, пробегая глазами знакомый текст.

«13 августа 1923 г.

…Сибревком ходатайствует перед СТО об оказании «Автономной американской индустриальной колонии Кузбасс» дальнейшей поддержки в развитии ее операции, так как, несмотря на неимоверно трудные условия, «Автономная колония» содействует восстановлению нашей угольной промышленности в Сибири (Кемеровский район) и, став уже на прочные ноги, вполне оправдает возложенные на нее надежды…