Русское воскрешение Мэрилин Монро - [52]

Второе, о чем умолчал генсек, было о его дальнейших планах. Эти планы были грандиозны, но знать их было пока рано даже ближайшим членам политбюро его партии. Генсек справедливо полагал, что его обязательства перед спонсором после встречи в аэропорту в пятницу, а уж тем более после выстрелов в воскресенье, не только полностью будут выполнены, а многократно перекрыты. Фомин не разбирался в чужих финансах, но догадывался, что такой пройдоха, как Левко, своего никогда не упустит и использует ситуацию по полной. Но на этом их дорожки должны разойтись навсегда. Им никогда не было по пути, но пока принуждали обстоятельства. Теперь это заканчивалось. Вскоре всех ожидает большой сюрприз. Но это будет уже совсем иная история, и Левко тут не причем. Выплывет этот жуликоватый банкир после этого, – повезло ему, а нет, – туда ему и дорога!

Когда во втором часу, в понедельник, миллиардер Левко сел, наконец, за обеденный стол и по стилю сервировки вспомнил, что сегодня ему готовил французский повар, он почувствовал, как устал за эти дни, и ему захотелось полностью расслабиться. Он заслужил и отдых, и полный покой. Хотя бы на час. Ничто уже не могло приключиться с его полутора миллиардами долларов, глаза и голова могли отдохнуть, а он – насладиться французской кухней: Ленин уже не воскреснет, а до выборов оставалось больше месяца. За время ланча его полтора миллиарда могли только прибавить еще несколько миллионов, и он не хотел им мешать. Левко встал из-за стола и сделал то, чего никогда не делал. Он подошел к висящим на противоположной стене двум мелькающим плазменным мониторам и выключил их. Так закончился второй, самый счастливый акт финансовой оперы господина Левко. После изысканного французского обеда и антракта ему предстоял третий акт, заключительный.

Закончив ланч, Левко не торопился обратно за стол, к мониторам. Он пребывал в состоянии полного блаженства. Даже мелкие неприятные мысли отступили перед искусством французского повара. Ему хотелось продлить как можно дольше состояние редкого безоблачного счастья. Поэтому, когда, расслабленный, он вернулся к своему столу и взглянул на мониторы, на таблицы и графики, которых не видел уже почти час, то ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что он должен был там увидеть.

Но и через несколько секунд, еще не отойдя полностью от счастья, ему показалось, что мониторы кто-то, ради шутки, перевернул сверху вниз. Графики показывали не подъем на горную вершину, как час назад, а крутой спуск в глубокую пропасть. Но шутить в его кабинете никто бы не мог. И Левко, так и не сев в свое кресло, упал грудью на стол, чтобы увидеть графики и таблицы вблизи.

Полутора миллиардов долларов у него больше не было. Не было и следа от них на мониторах. В окошках, где были многозначные цифры, теперь было пусто. Прошло еще несколько десятков секунд, а Левко так и не вошел в тему и не понял до конца, что же произошло. Его мозг сопротивлялся, не хотел покидать страну счастья и входить в юдоль боли.

Когда рассудок начал к нему возвращаться, он отскочил от стола и бросился к отключенным плазменным мониторам на стене. Ему не нужны были новые графики, ему нужны были только телевизионные новости. Он отщелкнул экраны в режим телевизионного приема, сразу на разные каналы, и, непроизвольно царапая себе ногтями щеки, чтобы отвлечься, стал ждать, когда появятся изображения. Он хотел знать, что случилось. В голове его лихорадочно проносились возможные ответы, и в том порядке, который предлагал ему сопротивлявшийся неминуемой боли мозг. Технические неполадки в системе, – это бывало. Или он заснул после сытного обеда, – слишком переел, и все это только кошмар. Если не то и не это, тогда началась война!

То, что он увидал на первом же телеканале, специализирующемся на новостях в режиме нон-стоп, еще хуже подействовало на его потерявший всякое равновесие ум. Он увидал на нем, крупным планом, да таким, что ему даже пришлось отступить от экрана, – незнакомое и одновременно очень знакомое лицо человека. Тот что-то говорил с сильным кавказским акцентом, но Левко не мог сейчас вникнуть ни в одно его слово, – он, как завороженный, смотрел только в одну точку на экране: на пышные рыжеватые усы этого человека. Вдруг на стене зажегся, с задержкой, второй новостной экран, – на нем появилось то же лицо, с теми же усами, но только с другого ракурса.

На обоих экранах шутил и отвечал на вопросы журналистов один и тот же человек – отец народов, великий вождь Иосиф Виссарионович Сталин.

26. Поиски

Я позвонил Фомину в понедельник около десяти утра. Длинные гудки долго не прекращались, я уже собирался отключиться, – наконец, тот ответил. Он меня опередил, даже не поздоровавшись:

– Зарплата вам перечислена на банковскую карту еще вчера. Больше вы мне не нужны. Вы отлично позаботились о Владимире Ильиче! Благодарю вас! – и моя трубка заполнилась гудками, теперь короткими.

Последнее было несправедливо. Единственное, в чем я мог себя упрекнуть, что не принес на сцену стадиона бронежилет из машины. Охранников там своих было полно, я должен был только распознать опасную ситуацию, – за это мне и платили. Ситуацию, как это выяснилось, я распознал.