Русское счастье - [51]

Ближайшие соседи по жилью продолжали неслышное существование, даже жидкая перегородка не выдавала их живого присутствия. Два ярых единомышленника, как осторожные мышки, зараженные известной им одним целью, добивались чего-то своего с видимым ожесточением, отказавшись от всяких дополнительных трат. Особенно ярко проявлялась их рачительность к деньгам. Архи раз в месяц приносил распечатку личных банковских счетов. Зная их щепетильность в этом вопросе и, не имея претензий к работе, он называл их цифры первыми, торжественно вручая заветные листки им прямо в руки. Поведение парочки со временем закрепилось очевидностью: они живут некоей магической цифрой. Хозяин всячески демонстрировал свою порядочность, требуя от каждого в ответ полной отдачи. Он обедал с бригадой за общим столом, делая повару ленивые, больше для видимости, мелкие замечания. Повариха Соня осой вилась вокруг него. От взора не ускользали их более близкие, чем на виду, отношения. У Сони здесь был свой особый статус: жила она в метрах трехстах от общего барака в сборном щитовом домике в окружении оливковой рощи. Красный «порше» хозяина по ночам нередко «семафорил» лунными бликами у его порога. Тристану до этого не было никакого дела – он воспринимал данность, как постфактум, не более. Кубанская же компания по этому поводу тихо почесывала языки. На Соню жалоб не было – готовила она профессионально, разрешала бесплатную добавку, и, вообще, стала вполне свойским членом коллектива, вовсе не используя свой особый статус положения.

Будни тянулись нехитрой чередой. Плоды цитрусовых наливались оранжевым глянцем. На плантации зачастили оптовые скупщики, обеспечивающие европейские рынки. Общались с хозяином на английском. Английский Тристана был чище, мог дополняться, кроме просторечных, изощренным подходом к качеству товара. Как-то он вмешался, помог плохому английскому хозяина поймать кураж в разговоре с закупщиком из Гибралтара. На следующий день, перед ужином, к Тристану постучали. На пороге стояла празднично одетая Соня. Плотно облегающие «Леви страус» отчетливее проявили ладную женскую фигурку, в обычное время затаенную под халатом.

«А она очень даже…», – не смог не оценить ее Тристан.

– Архи желает с тобой поговорить в домашней обстановке. Он ждет у меня, – отрезала Соня, внешним видом отвергая зреющий на его лице комплимент.

Не дожидаясь ответа, ловко вспрыгнула на рабочий мопед с притороченным впереди багажником, сверкнула, обернувшись уже на ходу, белками больших глаз и ухарски тронулась. По скалистой тропе, так получалось в два раза короче, Тристан следом за Соней направился к опушке оливковой рощи.

Глава 7

– Проходи, присаживайся, – предложил Архи. – От людей разве что скроешь?

Одет он был в просторную сетчатую майку, сквозь которую просвечивала обильная поросль торса. Пригласив Тристана за стол, сам он переместился с диванчика на стул напротив.

– «Метаксы» хлебнешь с работодателем? Не хочу унизить словом «хозяин», – вгрызся он в лоб Тристана немигающим взглядом.

От пронзительности его свело судорогой затылок. Продолжая сверлить взглядом его лоб, Архи заставил от предложенной темы напрячься.

– Мы общаемся с Соней близко больше года: поначалу сомневался в его психологической необходимости – на сегодня отношения устоялись. Молодое вино, прежде чем стать добротным напитком, должно активно перебродить. Наши отношения сегодня – выдержанное вино, приятное на вкус и будоражащее сердце. Я родился, рос, учился, затем работал в знакомой нам с тобой системе. Жил, как все: случались спады и взлеты. Россия и тот образ жизни сделали из меня личность, плохо было или хорошо – есть, что видишь. С переездом в Грецию часть моя осталась там. Я для России умер, а дух мой продолжает витать там. И без рук, и без ног живут – приехал в Грецию – лишился чего-то большего. Какая это жизнь, если думаю по-русски, если не могу с пацанами, которые остались там, знаю которых лучше рентгена, сгонять по воскресеньям в футбол – была у нас такая традиция на провинциальном стадиончике, не могу расслабиться в ветреном общении с понятными мне «подружками», «накушавшись» раз в месяц до отключения от негатива?! Соня – она все та же, своя. Я ее не искал, мне ее послал сам Бог. С ней спокойно, и мы общаемся пока нам обоим хорошо. Взаимных претензий, как видишь, никаких.

В пустой лафет-подставку Соня поставила бутылку коньяка. Она с нежностью посмотрела на Архи.

– Помню, мы по «чуть-чуть», – улыбнулся он ей.

Нацедив в рюмки по несколько грамм, глядя при этом куда-то в пустоту, задумался. Таить что-то неприятное для Тристана в подобном вступлении он не мог, но заряженный от природы болезненным ожиданием Тристан сидел напряженно.

– Прежде всего, вопрос, – начал, с передержкой, Архи по сути. – Хочу знать, что тебя заставило оторваться от Родины, тебя, образованного человека?! Неужели такая безысходность? Или это определенная задача, или это природный авантюризм?

Крохотная долька апельсинового цуката неопрятно зависла у него на губах, он приложился к рюмке, и долька с легкостью уплыла с содержимым, легким мгновением убрав визуальную неприязнь. Он одними глазами побудил Тристана к действиям. Тристан осушил содержимое рюмки, но закусывать не стал: букет выдержанной горечи приятно разогрел гортань, обостряя застрявший на языке ответ. Архи не торопил и только сосредоточенно покусывал очередную дольку цуката, удовлетворяясь ароматом на придыхании. Его страстный монолог раззадорил Тристана. Ответ получился таким, каким бы он был на заданный самому себе вопрос, откровенным и без обиняков.