Русское счастье - [46]

Саркисов задался целью увидеть горы своих предков, показать и Нине то, что стало предметом его давней тоски. Какие они сейчас, ранней весной? Он захотел до боли отыскать свои корни, оздоровить родственный дух. Земля, взрастившая его отца, должна получить благодарность блудного сына. Воодушевленный внезапным решением Саркисов с чувством обнял зардевшуюся на людях Нину.

Поезд начал замедлять ход – пошли пригородные постройки. Еще немного, и поток пассажиров подхватил их к выходу. С обрамляющих город гор тянуло пронизывающим холодом. По распадкам склонов белели пятна не растаявшего снега. На стоянке машин предложений оказалось больше, чем желающих воспользоваться ими – водители суетились, перебивая друг друга.

Дом Нины пустовал – их никто там не ждал, но Саркисов ловил себя на мысли, что чрезмерно суетится. Принятое решение исподволь, изнутри толкало его к активным действиям уже сейчас. В общей сутолоке они подошли к автобусу.

«Очень скоро они вернутся на этот самый вокзал. Скорее всего, это будет в середине мая. В это время в горах особенно красиво. Южные склоны первыми покрываются желтой кипенью, именно в это благодатное время просыпается необыкновенная по качеству глубина».

Саркисов помог подняться в автобус Нине, пропуская напирающих сзади.

– Проходите, уважаемый, – обратилась к нему с почтением черноглазая, удивительно белокожая девушка, с вызывающе броским рубином помады на губах.

Саркисов с восхищением посмотрел на нее. Мимо протиснулись последние пассажиры, а девушка стояла и не смела подняться перед ним.

«Какое в ней обаяние, сколько такта, – забурлило в голове, – а ведь совсем молоденькая?»

Не удержавшись, обратился напрямую:

– Милая девчушка, ты такая славная. Откуда такое воспитание? Вижу – кавказская?!

Девушка улыбнулась.

– Землячка ваша, из Карабаха.

– Ты совсем покорила дедушку. Откуда узнала, что я оттуда?

Она гордо подняла голову.

– Наши горы у вас на лице…

Нина призывно постучала Саркисову в окно, он ответно помахал ей.

– Нет, милая, после мудрой землячки, почту за честь пройти вторым.

Девушка учтиво поклонилась и прошла в автобус.

Водитель двинулся по салону, проверяя проездные билеты. Саркисову почему-то стало стыдно показывать свою неуклюжесть, и он, сколько мог, тянул с подъемом.

Угомонившиеся пассажиры чинно сложили руки, приготовившись отправиться в путь. Саркисов поднял здоровую ногу на ступеньку – готовился сделать то же с искусственной…

Расплавленным металлом обожгло грудную клетку. Последнее, что, наверное, остановилось в уходящем сознании – не боль и не пролетевшая легкокрылой птицей жизнь, а окаменевшее, как у парковой скульптуры, лицо учтивой девушки-землячки с вызывающим рубином на губах. Продлилось мгновение тишины, в следующее мгновение автобус взорвался диким женским визгом. Саркисов упал на асфальт навзничь, головой в сторону бесконечной череды проезжавших машин.

Едва замедлились рядом с распростертым телом шашечки такси, и тут же приняли сложившийся ритм движения, унося в нераскрытую тайну эпохи трагедию еще одного человека из множества других, перелопаченных жерновами неукротимого времени.

Часть 9 Фессалия

В душе моей, как в океане,

Надежд разбитых груз лежит.

Глава 1

Поверхность моря, искрящаяся бликами восходящего солнца, распростерлась бескрайней сказочной гладью. За кормой белого теплохода как-то вдруг пропали писклявые голоса чаек, в дымке растворился холмистый берег, а неугомонный винт вращался в лихорадочном беспамятстве, унося все дальше от родной земли. Утренняя прохлада, густо сдобренная запахом моря, нежным поцелуем ласкала открытые участки кожи, не успевшие загрубеть от жарких летних лучей. Было до беспамятства приятно, зажмурившись, стоять на верхней палубе, впитывая жадными к обновлению порами йодистый живительный воздух. Напористой настырностью теплоход разрезал форштевнем искрящуюся сказочность, оставляя все меньше надежды на иной поворот судьбы. Посторонний звук заставил открыть глаза: пыхтели в небо сизые дымки двигателей, подрагивала от напряжения корма, а ухо ловило что-то другое, непонятное, эфемерное. Временами он превращался в знакомый земной звук, смахивающий на переливы ручейка на порожистых перекатах, временами во что-то неузнаваемо далекое, но близкое сердцу. Звук то ослабевал, то усиливался – от непонимания его природы голову окутал рожденный в пучине моря ореол сказки. Постороннее воздействие внезапно прекратилось… и сказка растворилась с пеной набегающих барашков. Завораживая стремительностью, от подзора корпуса теплохода на простор метнулась слаженная веселая стайка афалинов-белобочек. В эскортном сопровождении она с легкостью держала заданную теплоходом скорость, теша взор элементами виртуозного мастерства.

Пропали из виду скалистые элементы родного берега, растворившись в безграничном голубом пространстве.

Пролив Босфор открылся беспорядочным убранством огней, перекрестьем сполохов, празднично украсивших теплоход. Ставший солидным, даже значительным на фоне крошечных экзотических суденышек теплоход пересекал их курс в захватывающей дух близости. Отраженные им лучи блекли на ярко освещенных палубах, демонстрирующих парад нарядов светской восточной цивилизации.