Русское счастье - [19]

– Не разучилась…

– Дык, кто был учитель?! – приняла Мотька игривый Петькин тон.

– Ты какая-то сама не своя, – прошептал он, заискивающе прикоснувшись к ее руке.

«Он заметил перемены в ней?» Вместе с высоким каблучком ей захотелось сегодня подняться выше и своим происхождением. Хотелось говорить красиво и изысканно. Она, не медля, ответила:

– Я теперь всегда такая!

В руку отдавали легкие поклевы – мелочь терзала наживку. Вдруг резко ударило – леска затрепетала. Мотька поспешила подсекнуть. Толян напрягся завистливым ожиданием. Едва показав из воды огромную сплющенную голову, с крючка сорвалась солидная чернушка.

– Вот это эк-кземпляр!. – задохнулся в восторге Петька.

– Спешит, как голая в душ, – съязвил Толян, – Мотька, она и есть Мотька.

От обидного напоминания своего имени, Мотька отставила закидушку, сунула ноги в шпильки и встала.

– Ч-чего ты, – вступился за нее Петька, – сам-то сколько упустил. Два «столбика» оборвал – р-ротозей, мастер-фломастер.

Раньше бы Мотька смолчала – сейчас заданный форс держал ее на высоте.

– А я, промежду прочим, по паспорту буду Матильда, – застыв к обидчику вполоборота, в порыве злой насмешки процедила Мотька.

– Ха-а, рассмешила. Матильда Граузамвель… Ска-а-жите, звать, как козу «Петрухи-семь сорок».

Обычно выдержанный Петька взвился, заикаясь больше обычного.

– Ниш-шкни, т-ты, х-ходячая п-пародия. Милорд с к-курятника…

Но Мотька перепалку уже не слышала – она громко выстукивала шпилькой по дереву причала в обратном направлении, так и не нашедшая в ответ достойной обидной реплики.

Глава 6

В тот вечер уединиться с Клавой не удалось: вернулся отец с огромным паевым куском белуги. Он считал разделку достойной рыбы делом мужских рук, был трезв и много шутил. Клава положила несколько распластанных им кусочков на раскаленную сковороду. По дому распространился аппетитный запах жареной рыбы. Оставшиеся кусочки отец уложил в кастрюлю с крышкой, добротно пересыпав крупной солью.

– Жареная белужка хороша, но вяленая… выше королевского вкуса, – раззадоривал он их, отдирая от парящего в тарелке куска румяную хрусткую корочку.

Мотька с аппетитом поглощала очередную порцию. Клава не называла отца по имени, впрочем, как и все остальные – Ленек. Она толкнула отца играючи в плечо:

– Ленек, к такой закуси не грех бы по «маленькой»?

– Не испытывай, все – рот на замке. Хошь, для вас сгоняю?

– А сгоняй! – подмигнула Мотьке Клава.

Мотька сжалась – она помнила, как с этого «по маленькой» все начиналось. Она молчаливо переглянулась с Клавой. Отец встал и вышел.

– Не тушуйся, милая, вижу, как напряглась. Запретный плод всегда слаще, пусть идет – он взял себя в руки…, будет испытанием – увидим, насколько крепко он завязал.

Магазин был недалеко, под боком: отец вернулся – не успели они переброситься и парой фраз. В руках серебрилось горлышко шипучки.

Он открыл и разлил легкое вино по фужерам – Мотьке тоже.

– Ничего, ничего, чуть-чуть можно, пусть лучше дома попробует, чем где-то в подъезде, – назидал он тем тоном, когда сами убеждаются в сказанном на ходу.

Мотьке на дне рождения у Сабрины довелось хлебнуть настоящего французского шампанского, она смолчала об этом, а сделав глоток, подыграла, скривив артистически рожицу.

В этот вечер легли позже обычного. После перепавших дождей пришла прохлада. Мотька уютно улеглась в постели – возбуждение не давало спать – беспорядочные мысли буравили голову. В углу завел песню сверчок. Из комнаты взрослых доносился приглушенный говорок. Любопытство Мотьки взяло верх – она тихонько ссунулась с кровати и подошла к двери. Ей очень хотелось услышать, о чем может говорить с отцом Клава.

«А вдруг Клава раскопала в памяти интересную житейскую историю?» – пыталась оправдать свои действия Мотька.

Воркование перешло в шепот. Мотька слегка подтолкнула дверь – та, как назло, откатилась больше, чем ей хотелось, но в комнате увлеченные общением этого не заметили и продолжали шептаться. Мотька гасила возбужденное дыхание, застыв у косяка двери.

– Я хочу от тебя сына, – услышала она голос отца.

– А не поздно, Ленек? Разве нам с тобой так плохо? У тебя есть прекрасная дочь, дари ей свою энергию и ласку.

– Дочь взрослая, немного подпорчена матерью. Хочу начать жизнь с чистого листа. Я только с тобой, на излете вхолостую растраченной силы, понял, что такое прелесть семейного очага. Ты подарила мне второе дыхание – я стал переживать за попусту прожитый день. Клава, я люблю тебя… Не делай глупости – сохрани ребенка… ради меня.

– Я тебе обязана всем, но я боюсь, вдруг… Хорошо, я подумаю…

От перекатившихся тел диван выдал непредвиденный пружинный сбой. Немного повременив, прерывисто дыша, они отдались обоюдной страсти. Мотька, затаившись, с жадностью впитывала нечто новое для себя.

«Как красиво он может говорить!..» От каскада сладострастных слов отца к Мотькиной груди подступила знакомая неотвратимая истома. Она села на пол, скрючилась, вспоминая уличные любовные аналогии. Мотька гладила свои чувствительные места, как в лихорадке – она переживала свою надуманную любовь. Диван угомонился, но шептаться продолжали – изредка доносился приглушенный звук поцелуев. Мотька на цыпочках прокралась к своей кровати. Перед сном она твердо решила узнать у Клавы ее прошлое.