Русское монашество: возникновение, развитие, сущность, 988—1917 - [182]

.

4. Деятельность митрополита Гавриила Петрова, направленная на возрождение монашества

Группа пустынножителей из рославльских лесов вышла из тех кругов монашества, которые не утратили своих духовных сил и своего стремления к истинно монашескому житию, несмотря на разрушительное влияние эпохи. Это стремление возникло внутри самого монашества. Поэтому при характеристике монашества оно заслуживает особой оценки. Если бы церковные власти удостоили это течение внимания и дали ему возможность сильнее влиять на монастырскую жизнь, то оно могло бы стать источником далеко идущей реформы. Но сейчас, рассматривая это явление в исторической перспективе, можно прийти и к такому выводу, что, может быть, это было и к лучшему, что Святейший Синод не взялся руководить этим аскетическим течением сверху, опираясь на свою административную мудрость, — таковой мудрости синодальные архиереи не проявили ни разу за 200 лет существования Синода! — и руководство принадлежало Божию Промыслу. Потому эти духовные силы свободно направлялись туда, где они могли обрести под собой плодородную почву и питать новое возрождение иночества.

Но от лучших представителей церковной иерархии не были сокрыты ни нужды монастырей и монашества, ни обнаружившиеся в иноческой среде духовные течения. В этом отношении особой оценки заслуживает деятельность архиепископа Тверского Гавриила Петрова, впоследствии митрополита Новгородского и Петербургского. Несмотря на свое внешне блестящее положение, владыка Гавриил оставался тем человеком и иерархом, нравственный облик которого не могли исказить ни разрушительное влияние карьеры, ни дух эпохи [1304]. Его келейник, знаменитый и прославленный впоследствии старец Феофан Соколов, дал краткую, но впечатляющую характеристику Гавриила [1305]. Добродушный, одинаково безыскусный в беседе как с государыней императрицей, так и с простым монахом или приходским священником, Гавриил всюду пользовался уважением и любовью, лишь церковные иерархи относились к нему с известным скептицизмом, поскольку считали, что простотой обращения он роняет достоинство епископского сана; они чувствовали себя уязвленными в своем достоинстве, когда во время приемов владыка Гавриил угощал их простыми кушаньями — пирогами с гороховой начинкой или кашей, которую митрополит–подвижник находил особенно роскошным блюдом, ибо сам он довольствовался щами из капусты, причем их варили ему сразу на несколько дней. Свое содержание он почти полностью раздавал нуждающимся, и его келейник Феофан должен был следить за тем, чтобы он не раздал всего. Несмотря на сильную занятость в Синоде и множество дел, связанных с управлением епархией, святитель Гавриил ежедневно бывал в церкви за богослужением и неукоснительно совершал монашеское молитвенное правило.

Биография Гавриила, написанная Б. Титлиновым, говорит о том, что его влияние сказалось во всех областях церковной жизни и носило весьма положительный характер. Но для нас важно сейчас оценить роль владыки Гавриила в возрождении монашеского подвижничества. Уже в пору своего архиерейства в Твери (1763–1770) Гавриил провел первые мероприятия в этом направлении. Он стремился главным образом к тому, чтобы ввести общежительный устав как в штатных, так и в заштатных монастырях и добиться его действительного соблюдения. В Нило–Столобенской пустыни, одной из самых почитаемых в народе и по штатам 1764 г. причисленной к привилегированным монастырям, благодаря заботам Гавриила окормление послушников и новоначальных иноков было вверено опытным, пожилым и внушающим доверие монахам, то есть были заложены основы старчества, которые, правда, впоследствии не получили там благоприятного развития [1306]. За этим последовали меры по преобразованию Клопского, Тихвинского и Моденского монастырей.

Впоследствии, уже будучи митрополитом Петербургским, в 1782 г. Гавриил для восстановления подвижнического жития в Александро–Невской лавре перевел туда пять монахов из Софрониевой пустыни, известной строгостью своего устава и жизни [1307]. Валаамский монастырь, почти полностью разрушенный пожарами в 1–й половине XVIII в., так что монашеская жизнь в нем пришла в совершенный упадок, был приведен в порядок стараниями нового настоятеля (1782–1801), строгого подвижника Назария († 1809) из Саровской пустыни. Назарий был достаточно строгим иноком, смиренным и простым. На отца Назария владыке Гавриилу указал епископ Тамбовский Феофил (1788–1811), сам много сделавший для улучшения жизни монастырей своей епархии. Но настоятель и братия не хотели лишаться старца, и настоятель в письме владыке Гавриилу охарактеризовал Назария как простого, неученого, почти глупого человека. «У меня много своих умников, — написал в ответ настоятелю владыка Гавриил, — пришлите мне вашего глупца». В Валаамском монастыре владыка Гавриил тоже ввел общежительный устав [1308]. Ученику Паисия старцу Адриану поручено было возобновить Коневецкий монастырь [1309]. В Кирилло–Новоезерском монастыре, которым управлял старец Феофан Соколов (1793–1832), уже упомянутый здесь келейник Гавриила, благодаря введению общежительного устава и старчеству Феофана возникли совершенно новые условия, и почти разрушенный монастырь стал местом аскетических подвигов