Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - [40]

Явная слабость позиций группировки примаса в Короне не укрылась и от внимания Л. Новосильцева, вернувшегося в Москву 20 апреля 1576 г. В своем статейном списке он сообщал и о занятии сторонниками С. Батория Кракова, и о переходе на их сторону виднейших коронных сенаторов, а сторонники примаса были выразительно обозначены термином «панове — рада Мазовецкого княжества» — по единственной территории, подчинявшейся руководству примаса[363]. По-видимому, именно сознавая всю ненадежность задуманной политической комбинации, царь и его советники не нашли нужным дать ответ на предложения М. Радзивилла и Я. Уханьского. Развитие событий в ближайшее же время полностью оправдало такую сдержанность. Когда С. Ваторий прибыл в Краков и дал понять, что он готов амнистировать организаторов, элекции императора[364], в лагере оппозиции наступил полный развал. Период, второго «бескоролевья» закончился.

Русское правительство за эти годы пришло к пониманию того, что его программа политического переустройства Восточной Европы неприемлема для господствующего класса Речи Посполитой. «Колебания» и «нерешительность» царя и его советников в отстаивании своего плана довольно точно отражали постепенное осознание этого факта русскими политиками. В дальнейшем мы увидим, на каких путях они пробовали искать выхода из создавшегося положения. Менее значительными были сдвиги во взглядах идеологов различных течений польско-литовских феодалов. Правда, польско-литовская магнатерия решительно исключила московскую кандидатуру из числа приемлемых претендентов на польский трон, но прежде всего из-за отрицательного отношения лично к Ивану IV, о чем говорит тот явный интерес, который в этой среде продолжали проявлять к проектам выбора «царевича». Что касается шляхетских политиков, то их воззрения мало изменились по сравнению с началом 70-х годов XVI в. Слабо наметившаяся тенденция к пересмотру первоначальных построений не получила развития главным образом потому, что так и не состоялись переговоры об условиях «соединения» между шляхтой и официальными русскими представителями.

Но если представления и цели шляхты остались прежними, то конкретные пути достижения этих целей, намеченные публицистами начала 70-х годов XVI в., не годились в новой ситуации, когда на польском тропе сел трансильванский воевода и на трон уже нельзя было посадить Ивана IV. Нужно было искать новые пути. Направление поисков определилось тогда, когда после военных побед С. Батория на востоке в 1579–1580 гг. многим политическим деятелям Речи Посполитой стало казаться, что в Восточной Европе складывается новое соотношение сил.

Перспективы политического развития Восточной Европы в концепциях польско-литовских политиков 1584–1586 гг.

Сопоставляя взгляды польско-литовских политиков времени правления С. Батория с высказываниями политиков и публицистов первой половины 70-х годов XVI в., можно отметить два новых момента, в которых нашли свое выражение итоги осмысления сложных событий последнего этапа Ливонской войны. Во-первых, под влиянием военных успехов Речи Посполитой в определенных кругах коронных политиков стало складываться пренебрежительное отношение к Русскому государству, возникать опасные иллюзии, что сложные восточноевропейские проблемы сможет легко и быстро решить сила польского оружия. Как иллюстрацию настроений такого рода можно привести высказывания коронного канцлера Я. Замойского, который в беседе с папским нунцием в июле 1581 г. заявил, что не только не считает Московита «столь могущественным, как об этом говорят… но что если его величество король Польши захочет дать ему половину [своего] войска… он надеется с божьей помощью за недолгое время довести Московита до крайности»[365].

Наряду с этим создавшаяся в России периода последних лет Ливонской войны обстановка брожения и недовольства провинциального дворянства политикой Ивана IV привела к новому оживлению тех концепций 60-х годов XVI в., которые определяли путь к реализации внешнеполитических целей Речи Посполитой на востоке на основе соглашения с оппозиционными силами в русском обществе. В 1579–1581 гг. польским правительством был предпринят целый ряд попыток побудить оппозицию открыто выступить против Ивана IV и перейти на сторону польского короля[366]. Хотя эти попытки и не привели к сколько-нибудь существенным результатам, расчеты на соглашение с оппозиционными по отношению к царской власти силами снова стали неотъемлемой частью политического багажа польско-литовских политиков.

Характерно, что первой реакцией сенаторов на сообщение о смерти Ивана IV было предложение направить в Москву посольство для выдвижения на русский трон кандидатуры С. Батория, который взял бы под свою опеку малолетних царевичей, — проект, в котором нельзя не видеть несомненного сходства с политическими комбинациями Сигизмунда II и М. Радзивилла Рыжего[367].

Как известно, смерть Ивана IV открыла собою полосу острой внутриполитической борьбы в Русском государстве. Эта борьба, которая уже на первом этапе привела к упразднению «опричных» порядков, как убедительно показано в работах советских исследователей, вышла за рамки узкого круга борющихся за власть дворцовых группировок. Уже в 1584 г. в столице страны имели место массовые выступления горожан и провинциальных дворян, требовавших упразднения злоупотреблений прежнего режима