Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. - [130]
Центром русско-скандинавской торговли в первое десятилетие XVI в. стал Ивангород. Ревель в 1505 г. писал Любеку, что датчане, шведы, странствующие купцы и пользующиеся обходными путями по желанию великого князя посещают Ивангород и что если они будут там продолжать торговлю, то это приведет Ревель к гибели. Вопрос о торговле в Ивангороде купцов «чужих наций» и неганзейцев обсуждался на съезде ливонских городов в Ваве в 1506 г.; съезд отметил, что эта торговля совершается во вред Дерпту и Ревелю. В 1507 г. Нарва писала Ревелю, что шведские купцы на русской стороне ведут нехристианскую торговлю с русскими и шведский корабль находится у русского берега; если шведы пробудут здесь все лето, то это не принесет добра стране (Ливонии)[1041]. Все эти известия свидетельствуют о быстром росте в первые годы XVI в. торгового значения Ивангорода, который в силу своего приморского положения охотно посещался скандинавскими купцами.
Торговые сношения со скандинавскими странами в начале XVI в. приняли такой интенсивный характер, что в правительственных кругах Москвы обсуждался даже одно время проект передачи немецкого двора в Новгороде шведам: наместник Выборга Эрик Турссон в письме шведскому государственному совету от 11 января 1508 г. писал, что великий князь по поводу немецкого двора готов дать добрый ответ и русские власти обещают предоставить шведам свободный проезд в Новгород и обратно[1042].
Своеобразную роль в торговле России с Западом в начале XVI в. играло село Норовское. Впервые упомянутое в переписной оброчной книге Шелонской пятины 1498 г., село Норовское было довольно значительным: оно насчитывало 62 двора. Будучи расположено в устье Наровы при впадении в нее р. Росоны, село Норовское являлось своего рода морскими воротами России. Его жители занимались не только рыболовством и земледелием, но держали постоялые дворы для торговых гостей и, встречая купеческие караваны, служили для них лоцманами, вводили иностранные и русские суда в Нарову и выводили их на воды Балтики[1043].
Развитию русско-скандинавской и русско-литовской торговли в начале XVI в. способствовала торговая политика России. Стремясь к упрочению международных экономических связей, русское правительство принимало меры к установлению и расширению непосредственных торговых контактов с европейскими странами, минуя посредничество Ганзы. Этой цели отвечали статьи русско-литовских договоров 1503 и. 1508 гг., создававшие благоприятные условия для торговли между Россией и Литвой,[1044] а также постоянно проявлявшаяся во время посольских сношений забота русского правительства об охране интересов русских купцов в Литве[1045]. Развитию русско-западных экономических контактов, минуя посредничество Ганзы, содействовали и торговые статьи русско-датских договоров. Первый русско-датский договор, заключенный в 1493 г. между Иоанном Датским и Иваном III, предоставлял датским купцам в России и русским в Дании гарантии беспрепятственного проезда и торговли, защиты со стороны местных властей и справедливого суда. В связи с восшествием на престол Василия III в 1506 г. был заключен новый русско-датский договор, повторявший условия договора 1493 г. Торговые статьи русско-датских договоров, как видно из приведенных материалов, успешно реализовывались[1046].
Приведенные данные о русско-скандинавской и русско-литовской торговле начала XVI в. позволяют, как нам кажется, сделать вывод о том, что благодаря этой торговле Россия сохраняла экономические связи с Западной Европой и имела возможность компенсировать в какой-то мере ущерб, наносимый ее экономике разрывом русско-ганзейских отношений. И в этом следует, на наш взгляд, искать одну из причин твердой позиции русского правительства в затянувшемся конфликте с Ганзой[1047].
Ганзейские города, не сумев достигнуть с правительством Ивана III договоренности ни о восстановлении торговли в полном объеме на старых основаниях, ни о частичном восстановлении ее в Дерите и Нарве, стали возлагать надежды на переход московского престола к новому великому князю. В феврале 1505 г. фогт Нарвы писал магистру, что, по донесениям некоего шпиона, после смерти старого великого князя престол должен перейти к его сыну Василию, но что русские больше склоняются к внуку великого князя, находящемуся в заточении; поэтому возможно, что в России вспыхнет междоусобица. В переписке ливонских городов конца 1505 — начала 1506 г. все время подчеркивается необходимость получения достоверных сведений о том, как решился вопрос о престолонаследии и к кому — к Василию или Дмитрию — перешло великое княжение[1048]. Любек в письме к Данцигу от 22 февраля 1506 г. на основе сведений, полученных из Ливонии, выражал надежду, что после смерти великого князя, может быть, удастся найти средство восстановить новгородскую контору[1049]. Подробно вопрос о внутреннем положении России и возможных в связи с этим перспективах для Ганзы обсуждался на ганзейском съезде в Любеке 21 мая — 23 июня 1506 г. На съезде было зачитано письмо Дерпта, в котором сообщалось, что после смерти великого князя можно ожидать разделения страны и вражды между его сыном Василием и внуком Дмитрием, благодаря чему удалось бы, быть может, получить разрешение на посещение новгородской конторы; но о внуке великого князя нет никаких известий, поэтому следует опасаться, что вся власть останется в руках Василия, сына великого князя
