Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского - [3]
Пиво на заводе «Бавария» варили знатное: от него веяло ржаным хлебом, и на языке у капитана заплясали горькие колючие пузырьки. Смакуя первый стакан, Копейкин обозрел заведение. Над входом, как положено, распластал крылья двуглавый имперский орёл, а вот портрета государя нигде не нашлось. Копейкину охота была поговорить, но чиновники не заслуживали его внимания, и он снова подозвал полового.
– Куда ж ты, братец, Николая Павловича подевал? Непорядок!
Слуга смекнул, из какой глухой провинции явился калека, и потешил его столичным анекдотом. В самом деле, прежде всякий кабак держал на стене портрет императора Александра Павловича, но брат его – нынешний император – отменил обычай из-за пьяного купца. Тот беспамятно куражился в каком-то заведении, срамные речи говорил, ругал по матушке кого ни попадя… Кабатчик пытался его урезонить – мол, разве можно эдак выражаться при само́м государе?! И на портрет показал. А купчина ему в ответ: плевать мне на государя!
– Он ещё похлеще завернул, – возмущался половой, – чего при вашем благородии даже повторить совестно. Про такое дело сей же час донесли государю. Думали, он купцу голову снимет с плеч. А Николай Павлович только посмеялся: во-первых, сказал, мне на него тоже… – слуга хихикнул, – наплевать, а во-вторых, говорит, портреты мои по кабакам отныне вешать запрещаю!
Копейкин принялся за второй кувшин и надумал раскурить трубку, когда через порог шагнул молоденький гвардейский поручик. Слуга расцвёл слащавою улыбкой и заворковал:
– Добрейшего здоровьица, господин Дубровский! Рады, ваше благородие, душевно рады… – Не иначе, в кабачке поручик был завсегдатаем. – Откушать изволите, Владимир Андреевич?
– Друзей подожду, – отвечал офицер. – Пива подай покуда.
Он едва посмотрел в сторону компании чиновников и упёрся взглядом в Копейкина. Тот сосредоточенно возился с кисетом: даже при многолетнем навыке развязать одной рукой тесёмки было для хмельного капитана делом непростым.
– Позвольте вам помочь, сударь, – сказал гвардеец и, не дожидаясь ответа, присел за стол. Он взял кисет в правую руку: левая висела на перевязи. Впрочем, пальцы её работали, так что узел скоро был побеждён. – Прошу!
– Благодарю покорно, – откликнулся Копейкин, загрёб табак в трубку и кивнул на раненую руку. – Дуэль?
Дубровский усмехнулся. Если молодой и гвардеец, значит, непременно дуэль…
– Под Остроленкой зацепило. Царапина, ничего серьёзного.
Копейкину стало стыдно. События в Польше были на слуху, и о майском сражении под Остроленкой много писали в газетах. Выходит, симпатичного Владимира Андреевича отослали домой из Гвардейского корпуса, который воевал с повстанцами. Оно и понятно: на марше и в постоянных жестоких стычках, да ещё когда кругом свирепствует холера – раненый для товарищей обуза… Капитан постарался загладить неловкость.
– Обидно, наверное? Первый раз в настоящем деле, и сразу такое, – заметил он тоном бывалого солдата. – Пуля – дура…
Поручик забавно пошевелил тонкими золотистыми усиками, придвинул Копейкину свечу, чтобы тот смог, наконец, прикурить, и опять усмехнулся:
– Шрапнель, не пуля. А в деле я побывал ещё корнетом в турецкую кампанию три года назад.
Копейкин поперхнулся табачным дымом и был смущён окончательно. По счастью, половой очень кстати принёс поручику пиво, офицеры звякнули стаканами за знакомство – и потекла у них неторопливая беседа. Слово за слово выяснилось, что Дубровский тоже родом из Рязанской губернии. Крепко выпивший Копейкин расчувствовался и как на духу выложил земляку свою историю.
– Вам сколько лет, Владимир Андреевич?.. Двадцать один?! Хм… Уж простите старика – решил, понимаете ли, что вы много моложе… Прекрасный возраст! А я капитаном сделался в двадцать семь. Били мы тогда Наполеона в Европе. Крепко били, сударь мой! Правду сказать, нам тоже доставалось, но меня господь миловал: всю Польшу, Пруссию и Францию до самого Парижа прошёл, считай, целёхоньким. Вот он уже, Париж, а перед ним холм, называется Монмартр. Высокий, оттуда весь город – как на ладони… Поднатужились мы с ребятушками напоследок, взяли этот Монмартр на штык. Вроде и бой окончен, труба слышится… Вдруг – хлоп! – ничего не помню. После говорили, француз последним залпом накрыл. Очнулся в лазарете – ни руки, ни ноги… боль страшная… Думал, помру, и жить не хотелось – на что нужна такая жизнь… однобокая? Но нет, не помер. Вы́ходили меня, домой отвезли к отцу на Рязанщину. Да-с… Первое время было совсем туго. Отец и сам-то едва концы сводил с концами, одна всего деревенька в имении, а тут я ещё, словно дитё малое, обрубок человеческий, проку никакого… Ничего, пообвыкли. Со временем из инвалидного капитала мне понемногу платить начали, так и вовсе жить стало можно. Плохо, но можно, коли деньги свои у чиновников удастся выцарапать. Наездишься, наунижаешься, иной раз думаешь – лучше уж с кирасирами французскими лоб в лоб, чем с нашей канцелярией бодаться… Вот, стало быть. А в прошлом году на Покров преставился родитель мой, царство небесное. Схоронил я его – и самому тоже хоть ложись да помирай по второму разу. Холера не унимается, зима голодная, людишки ропщут… Вроде бы немного роптальщиков, но уже в некотором роде шум. Чего доброго, думаю, ещё бунтовать начнут. Успокоил их, как мог, денег последних наскрёб – и сюда. Свет не ближний, тысяча вёрст, а ямщикам прогоны по восьми копеек с версты заплатить изволь, и кормят на постоялых дворах тоже не за-ради Христа, и через кордоны холерные ещё попробуй проберись. Благо, мир не без добрых людей: иные за увечья мои позволяли к обозу пристать или к фуре казённой, всё какое-то облегчение… А здесь, понимаете ли, заседает высшая комиссия насчёт бедолаг вроде меня, и в комиссии генерал от инфантерии Троекуров Кирила Петрович председателем. Я нынче с утра пораньше прямо к нему: он в Литейной части квартирует, дом у самого проспекта – не знаете?.. Помрачение ума, сударь мой, чистое помрачение ума! Стёклушки в окнах саженные – мраморы внутри насквозь видно. Ручка дверная с выкрутасами, да надраена так, что руки впору полдня тереть с мылом, прежде чем за неё хвататься. Швейцар вида графского, воротнички батистовые, булава в золоте и сам жирный, точно мопс какой. Вазы кругом фарфоровые – упаси бог локтем задеть или деревяшкою своей… Я в уголку притулился и часа четыре отстоял, словно у знамени. Наконец, выходит Кирила Петрович, а народу собралось – как бобов на тарелке, и ведь одни сплошь полковники с генералами, не мне чета. Все по струнке, тишина страшная. Он к одному, к другому: «Что вам угодно? Вы по какому делу? Вы зачем? Вы?..» И такое у него, понимаете, лицо… сообразно званию… Одно слово – государственный муж! Я стою, ни жив ни мёртв; справа эполеты золотые, слева… Думал, не заметит меня. Ан нет – заметил! Подходит, спрашивает: «Вам что за нужда?» Нужда, говорю, крайняя, ваше высокопревосходительство. Проливал, понимаете ли, кровь за веру, царя и отечество, по тяжести ранений работать не могу, отца схоронил, остался без средств к существованию, осмеливаюсь просить монаршей милости… Оттарабанил – и стою, дрожу в ожидании судьбы своей. Посмотрел он эдак внимательно, сверху вниз взглядом смерил; глядь – руки у меня нет, изволите видеть, и вместо ноги деревяшка. Посмотрел – и говорит адъютанту: «Насчёт пенсиона запишите». А мне велел понаведаться на днях. Стало быть, скоро конец мучениям… такая радость… Позвольте вас угостить, Владимир Андреевич!
Величайшая тайна всех времён и народов уходит корнями в глубь веков.К ней прикасались библейские пророки и апостолы во главе с Андреем Первозванным, российские государи Иван Грозный, Пётр Первый и Павел, великие писатели и учёные, знаменитые воины и политики.Пока люди бились над её разгадкой, жернова истории перемололи не один народ и не одну империю. Теперь настало время избранных, которые откроют тайну всему человечеству и круто изменят ход мировой истории.Это случится в нашей России, в Санкт-Петербурге.Здесь и сейчас.
«Будущее легче изобрести, чем предсказать», – уверяет мудрец. Именно этим и занята троица, раскрывшая тайну трёх государей: изобретает будущее. Герои отдыхали недолго – до 22 июля, дня приближённого числа «пи». Продолжением предыдущей тайны стала новая тайна двух реликвий, перед которой оказались бессильны древние мистики, средневековые алхимики и современный искусственный интеллект. Разгадку приходится искать в хитросплетении самых разных наук – от истории с географией до генетики с квантовой физикой. Молодой историк, ослепительная темнокожая женщина-математик и отставной элитный спецназовец снова идут по лезвию ножа.
Невероятно жаркое лето 1912 года. Начинающий поэт Владимир Маяковский впервые приезжает в Петербург и окунается в жизнь богемы. Столичное общество строит козни против сибирского крестьянина Григория Распутина, которого приблизил к себе император Николай Второй. Европейские разведки плетут интриги и готовятся к большой войне, близость которой понимают немногие. Светская публика увлеченно наблюдает за первым выступлением спортсменов сборной России на Олимпийских играх. Адольф Гитлер пишет картины, Владимир Ульянов — стихи… Небывало холодная зима 1916 года. Разгар мировой бойни.
Виртуозный карточный шулер, блестящий стрелок и непревзойдённый фехтовальщик, он с оружием в руках защищал Отечество и собственную честь, бывал разжалован и отчаянной храбростью возвращал себе чины с наградами. Он раскланивался с публикой из театральной ложи, когда со сцены о нём говорили: «Ночной разбойник, дуэлист, / В Камчатку сослан был, вернулся алеутом, / И крепко на руку не чист; /Да умный человек не может быть не плутом». Он обманом участвовал в первом русском кругосветном плавании, прославился как воин и покоритель женских сердец на трёх континентах, изумлял современников татуировкой и прошёл всю Россию с востока на запад.
Одна из версий, может быть, самой загадочной и судьбоносной смерти в русской истории. Май 1591 года. Город Углич. Здесь при таинственных обстоятельствах погибает царевич Дмитрий последний сын Ивана Грозного здесь начинается Великая Смута. Содержит нецензурную брань.
В каком веке прошлого тысячелетия произошло больше всего значительных перемен? Какое событие спровоцировало наиболее долгоиграющие последствия: промышленная революция или изобретение интернета? Эта книга от доктора исторических наук, выдающегося исследователя Средневековья Яна Мортимера – временной трамплин по всей западной истории. Читая эту книгу, вы совершите путешествие по главным изобретениям, открытиям, революциям, столкновениям разных эпох и почувствуете темпы и масштабы глобальных перемен.
В книгу литератора, этнографа, фольклориста и историка С. В. Фарфоровского, расстрелянного в 1938 г. «доблестными чекистами», вошли две повести о первобытных людях — «Ладожские охотники» и «Ледниковый человек». В издание также включен цикл «Из дневника этнографа» («В степи», «Чеченские этюды», «Фольклор калмыков»), некоторые собранные Фарфоровским кавказские легенды и очерки «Шахсей-вахсей» и «Таинственные секты».
Практически все знают художественные произведения английского писателя и публициста Герберта Джорджа Уэллса (1866–1946). Его научно-фантастические романы «Машина времени», «Человек-невидимка», «Война миров» и др. оказали существенное влияние на развитие жанра научной фантастики. Однако в этой книге Уэллс предстает перед читателями в качестве историка и исследователя цивилизаций. Эта книга – настоящий наглядный путеводитель по страницам истории с впечатляющим объемом информации и прекрасным изложением событий от зарождения жизни на Земле до начала XX века.
Есть много способов заглянуть в прошлое: изучить хронологию судьбоносных событий, познакомиться с генеалогическим древом правящих династий или прочитать множество научных трудов о том, как восходили и рушились великие империи. А можно заглянуть за кулисы истории и через призму гастрономии узнать, как еда стала фундаментом целых цивилизаций и объединила народы, благодаря какому продукту исследователи открыли Новый Свет, почему сахар и картофель легли в основу промышленной революции и почему антропологи считают, что переход к сельскому хозяйству был худшей ошибкой в истории человеческой расы.
Капитан Обри и доктор Мэтьюрин на «Сюрпризе» собираются в Южную Америку с секретной миссией, но планы внезапно меняются. Обри срочно восстанавливают в списках флота, он получает под командование захваченный им же фрегат «Диана», и вместе с Мэтьюрином они отправляется в восточные моря уже с дипломатической миссией и королевским посланником на борту. Когда-то (в третьей книге) они уже не довезли туда мистера Стенхоупа. Цель плавания – договор с потенциальными союзниками Англии в тех краях, а там уже французы и предатель Рэй.