Русский язык в зеркале языковой игры - [7]
Есть способы обозначить эту нарочитость, эту преднамеренность. Чтобы не выходить за рамки исследования, мы укажем лишь два самых примитивных и прямолинейных способа и способ самый изощренный.
2. Самый примитивный, но, пожалуй, и самый употребительный прием дать установку на восприятие комического — это реплики типа*. Шутка! Шучу!—в случаях, когда говорящий не уверен, что его поймут правильно (слушающий также может попросить уточнений репликами типа: Это шутка? Шутить изволите?). Иногда сам жанр текста, тип издания и т. п., указывают на намеренное отступление от языковых норм. Диалог — «Тебя какая профессия привлекает?»— «Милиция» в «серьезных» текстах воспринимается однозначно как спор о профессиях, однако видя этот диалог в юмористическом журнале «Крокодил», мы ищем и легко находим другую (непременно дискредитирующую одного из собеседников!) интерпретацию глагола привлекать и фразы в целом — ‘привлекать к ответственности’.
3. Полярно противоположный способ дать установку на комическое, настолько изощренный, что он, видимо, не осознается литературоведами (хотя само явление давно замечено),— перепев. Это явление представлялось несколько загадочным. Явное использование чужих стихов долгое время однозначно расценивалось как пародия,—до тех пор пока не заметили, что это делается авторами, которые не относятся враждебно к «пародируемым» авторам (таким, как Пушкин, Лермонтов), а даже «обожают» их! Эта тема исчерпывающе полно исследована в блестящей работе о пародии Вл. Новикова [1989], к которой мы и отсылаем читателя. Вл. Новиков отмечает, что уничтожающая эпиграмма В. Курочкина, где фигурируют реакционный историк, юрист и философ Б. Чичерин и сверхреакцион-ный журналист Фаддей Булгарин, направлена против них, а не против Пушкина, чьи стихи были использованы в эпиграмме:
Слышу умолкнувший звук ученой Чичерина речи.
Старца Булгарина тень чую смущенной душой.
Еще пример перепева:
И скучно, и грустно, и некого в карты задрать В минуту карманной невзгоды.
Жену?- но что толку жену обыграть —
Ведь ей же отдашь на расходы!
(Н. Некрасов).
Неожиданное использование Некрасовым широко известного литературного источника позволяет ему сигнализировать читателю о комической направленности стихотворения и усилить комический эффект. Вл. Новиков пишет, что перепев — это «один из способов перевода художественной энергии вечных шедевров в сатирическую злободневную энергию» [Новиков 1989: 290]. Новиков отмечает, что перепев экономит усилия пишущего, дает ему уже готовую форму, «удваивает смысловой вес бесхитростного сочинения» и одновременно приносит читающему радость узнавания, довольство «своей образованностью». Следует отметить и еще одно важное (может быть, самое важное) свойство перепева — это «переключатель», установка на к о м и ч е с к о е, призыв к читателю воспринимать описываемое в юмористическом (или сатирическом) ключе.
4. В текстах «серьезной» художественной литературы встречающиеся необычные употребления обычно легко отличимы от игры и воспринимаются как языковая неправильность или неточность. Вряд ли можно сомневаться, что не с игрой, а с некоторой небрежностью (не преследующей специальных художественных целей) мы имеем дело в след, примере:
...на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и с радостными лицами (JL Толстой, Война и мир).
Обсуждая этот пример, А Н. Гвоздев приводит следующее любопытное замечание В. Чернышева («Правильность и чистота русской речи», изд. 3, Пг., 1915, с. 204): «неловко сказано... у Аксакова: Когда мы возвращались с богатой добычей, милая сестрица выбежала ко мне навстречу с радостным криком и с полоскательной чашкой спелой ежевики».
Андрей Белый вспоминает грубую ошибку в устном выступлении А Веселовского: «“Джордано Бруно, стоя одною ногою во мраке средневековья”,— и далее,
далее, далее (нагромождения придаточных предложений, во время которых оратор забыл, что “ногою”),—“другою приветствовал он зарю возрождения”» (А Белый, На рубеже двух столетий). Даже лингвисты не гарантированы от подобных ляпсусов. В журнале «Новый Сатирикон» (N2 10 за 1914 г.) приводится один из них:
В «Дне» профессор Бодуэн-де-Куртенэ пишет-. «Из человеческого тела могут выхо-дитъ разные звуки и разные звукосочетания».
Вот наблюдение, которое могло бы быть и не опубликовано!
Подобных неточностей, вызывающих, вопреки воле автора, комический эффект, очень много, и они не раз служили предметом осмеяния. Мы имеем в виду, в первую очередь, книгу А Измайлова («Пятна на солнце»). Измайлов приводит неточности не только смысловые (вроде лермонтовского «Терек прыгает, как львица с косматой гривой на хребте», вроде «орлиных стай» А. К. Толстого), но и чисто языковые. Один пример:
«УНадсона в “Мечтах королевы” (...) в душной нише окна стоит королева и мечтает о юноше. “О, ты знаешь, с каким бы блаженством всех их я тебе одному предпочла(...) Королева зарапортовалась и говорит совсем не то, что хотела бы сказать (...) Не всех их—тебе одному, а уж, конечно, тебя одного всем им,—иначе и мечтать не о чем» (А Измайлов, Пятна на солнце, V).
Разумеется, к неточностям, приводимым Измайловым, можно добавить немало иных. Укажем лишь некоторые.
Эта книга — правдивый и бесхитростный рассказ о детстве и юности автора, которые пришлись на трудные военные и «околовоенные» годы. Не было необходимости украшать повествование выдуманными событиями и живописными деталями: жизнь была ярче любой выдумки.Отказавшись от последовательного изложения событий, автор рисует отдельные яркие картинки жизни Прикамья, описывает народную психологию, обычаи и быт, увиденные глазами мальчишки.Написанная с мягким юмором, книга проникнута глубоким знанием народной жизни и любовью к родному краю.В. З. Санников — известный филолог, доктор филологических наук, автор работ по русскому языку и его истории, в том числе «Русский каламбур», «Русский язык в зеркале языковой игры».
Данная книга — воспоминания автора о жизни в Москве с 1955 г. Живо и с юмором описывается научная и общественная жизнь Институтов Академии наук в «период оттепели», их «золотой век», сменившийся периодом «смуты» в 60–70-х, изгнание из Академии по политическим мотивам автора, его товарищей и коллег. Описывается путь автора в науке, приводятся материалы из его книг, посвящённых языковой шутке, и наблюдения над способами создания каламбура и других видов комического. Записки по содержанию — очень пёстрые.
Книга Дж. Гарта «Толкин и Великая война» вдохновлена давней любовью автора к произведениям Дж. Р. Р. Толкина в сочетании с интересом к Первой мировой войне. Показывая становление Толкина как писателя и мифотворца, Гарт воспроизводит события исторической битвы на Сомме: кровопролитные сражения и жестокую повседневность войны, жертвой которой стало поколение Толкина и его ближайшие друзья – вдохновенные талантливые интеллектуалы, мечтавшие изменить мир. Автор использовал материалы из неизданных личных архивов, а также послужной список Толкина и другие уникальные документы военного времени.
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.
Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.