Русский язык в зеркале языковой игры - [180]
(...>: «Iваше благородие! Отец наш [Пугачев] вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан овчинный тулуп). Да еще,—промолвил запинаясь урядник,—жалует он вам- полтину денег.- да я растерял ее дорогою', простите великодушно». (...) Добро,—сказал я—Благодари от меня того, кто тебя прислал', а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку» (А Пушкин, Капитанская дочка).
(2) [В редакции]—Так это вы написали эти стихи: <<Я помню чудное мгновенье»?— Да.Я-с.—Очень рад познакомиться. Василий! Стул господину Пушкину! (Журн. «Сатирикон», 1909 г.).
Чаще всего это достигается доведением до абсурда:
(3) Две дрессировщицы собак хвастаются:
—МояДжильда читает газеты.
—Знаю, мне про это говорил мой Шарик (Анекдоты от Никулина).
(4) Поручик Ржевскийутром кричит денщику:
— Иван! Ты почистил мою одежду? А то вчера в офицерском собрании капитан Ивановский упился как свинья,. Весь мундир мне облевал!
— Он Вам, Ваше благородие, еще и в штаны насрал!
(5) [Меценат удивляется просьбе Клинкова внести в ломбард деньги за часы]
— Опять деньги на часы? Да ведь ты у меня вчера взял на выкуп часов?!
— Не донес! Одной бедной старушке дал (...)
—Как теперь быстро стареют женщины,—печально сказал Кузя сверху.—В двадцать два года—уже старушка (А. Аверченко, Шутка Мецената, I).
Опровергающее высказывание (типа: Неправда! Ты истратил деньги на девицу!) заменяется общим высказыванием, заведомая ложность которого как раз и является способом разоблачения ложного утверждения. Сходным образом построена следующая сценка:
(6) [Об известном фантазере графе Красинском] Однажды занесся он в рассказе своем так далеко и так высоко, что, не умея как выпутаться, сослался для дальнейших подробностей на Вылежинского, адъютанта своего, тут же находившегося. «Ничего сказать не могу(заметил тот): вы, граф, вероятно, забыли, что я был убит при самом начале сражения» (Рус. лит. анекдот).
В (6) адъютант не уличает своего командира во лжи и даже не отказывается подключиться к его рассказу, но делает при этом нелепое утверждение о своей смерти, в свидетели которой призывает командира. И это заставляет слушающих усомниться в правдивости обоих рассказчиков.
(7) [Разговор двух соперников] «Сегодня опять было письмо?»—строго спросил Мартын. «От моего портного»,—ответил Дарвин (...) «У Сони неважный почерк»,—заметил Мартын. «Отвратительный»,—согласился Дарвин (В. Набоков, Подвиг, XIX). Нейтральной в этой ситуации была бы реплика Мартына: Неправда, это письмо от Сони.
(8) — Позвольте узнать, сколько Вам лет?
— Недавно исполнилось двадцать семь.
—А сколько Вам было, когда Вы родились?
(9) Девушка на улице спрашивает встретившуюся ей женщину.
—Вы не скажете, где живет Анатоль?
—А кто Выему?
—Я его сестра.
— Очень приятно. А я—его мать. (Вообще говоря, последняя реплика может быть нейтральной—в ситуации сводных брата и сестры.)
(10) В почтовом ящике журнала «Новый Сатирикон» Аверченко отвечает незадачливому автору под псевдонимом Сигизмунд:
«Если хотите,—пишет Сигизмунд,—можете начало и конец рассказа сделать другие». Исполнено. Сделана также другая середина. Всё это подписано «Арк. Аверченко» и помещено в настоящем номере.Довольны?
4. Согласие под видом возражения
Реже встречается противоположный случай — когда возражение или несогласие (полное или частичное) на деле является подтверждением или согласием:
(1) «.Прекрасная Галатея! Говорят, что она красит свои волосы в черный цвет?»— «О, нет: ее волосы были уже черны, когда она их купила» (Г. Лессинг).
(2) [В цирке, трансформатор—помощнику]—Эй, Мишка. Дай шпагу. Я ее проглочу на глазах почтеннейшей публики. Голос из-за кулис. Больше нету. Трансформатор. Как нету? Голос из-за кулис. Так и нету. Вчера последнюю шпагу проглотили. Больше не осталось. Трансформатор. Извините, господа. Придется этот номер отложить. Все шпаги уже проглочены (А. Аверченко).
(3) Жен а. Я уверена, ты женишься на следующий же день после моей смерти!
Муж. Нет, дорогая! Сначала несколько дней я отдохну!
(4) [Разговор молодоженов]:
—Если ты мне еще раз возразишь, я тебя поцелую.
— Нет, не поцелуешь,«
Интересный случай замаскированного согласия приводится К. Чуковским:
(3) Едет в поезде человек. Сосед спрашивает, как его фамилия. Он говорит: Первый слог моей фамилии то, что хотел дать намЛенин. Второй то, что дал нам Сталин. Вдруг с верхней полки голос: «Гражданин Райхер, вы арестованы» (К. Чуковский. Дневник 1930—1969. Запись анекдота, рассказанного Казакевичем, 4 марта 1956).
Правильное решение загадки чекистом доказывает, что он, в сущности, так же оценивает советскую действительность, как и арестованный им пассажир.
5. Демагогическое сравнение
Хорошо известно, что «сравнение (...) является одним из основных приемов познания и освоения мира, окружающей человека действительности» [Очерки истории..., с. 114]. Меньше обращается внимание на то обстоятельство, что этот «один из основных способов освоения мира» является в то же время одним из основных (по-моему, основным) приемом «языковой демагогии». Сравнение склонно в меру доверчивости (скептицизма, образованности) собеседника сближать по смыслу компараты и сами ситуации, которые описываются с их использованием. Как мы уже отмечали (см. гл. Синтаксис), при сравнении происходит некоторое уравнивание, оценочная нивелировка компаратов — обычно с целью дискредитации описываемого или для самодискредитации, ср.:
Эта книга — правдивый и бесхитростный рассказ о детстве и юности автора, которые пришлись на трудные военные и «околовоенные» годы. Не было необходимости украшать повествование выдуманными событиями и живописными деталями: жизнь была ярче любой выдумки.Отказавшись от последовательного изложения событий, автор рисует отдельные яркие картинки жизни Прикамья, описывает народную психологию, обычаи и быт, увиденные глазами мальчишки.Написанная с мягким юмором, книга проникнута глубоким знанием народной жизни и любовью к родному краю.В. З. Санников — известный филолог, доктор филологических наук, автор работ по русскому языку и его истории, в том числе «Русский каламбур», «Русский язык в зеркале языковой игры».
Данная книга — воспоминания автора о жизни в Москве с 1955 г. Живо и с юмором описывается научная и общественная жизнь Институтов Академии наук в «период оттепели», их «золотой век», сменившийся периодом «смуты» в 60–70-х, изгнание из Академии по политическим мотивам автора, его товарищей и коллег. Описывается путь автора в науке, приводятся материалы из его книг, посвящённых языковой шутке, и наблюдения над способами создания каламбура и других видов комического. Записки по содержанию — очень пёстрые.
В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного.
Подготовленная к 135-летнему юбилею Андрея Белого книга М.А. Самариной посвящена анализу философских основ и художественных открытий романов Андрея Белого «Серебряный голубь», «Петербург» и «Котик Летаев». В книге рассматривается постепенно формирующаяся у писателя новая концепция человека, ко времени создания последнего из названных произведений приобретшая четкие антропософские черты, и, в понимании А. Белого, тесно связанная с ней проблема будущего России, вопрос о судьбе которой в пору создания этих романов стоял как никогда остро.
Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.
Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.