Русский язык в зеркале языковой игры - [17]
, а яока я не снят, я здесьраспронаиглавный (В. Маяковский, Баня, VI).
(2 3) Женятся Гвоздев с Шуруповой.
(24) Случился случай раз,
Случившийся случайно—
Меня ж вообще Парнас Лелеет чрезвычайно
(Е. Венский, пар. на А Белого).
(25) тора, наконец, дать отдыос бедному добродетельному человеку; потому что праздно вращается на устах слово: добродетельный человек, потому что обратили в лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом, и всем, чем ни попало, потому что изморили добродетельного человека (...) потому что лицемерно призывают добродетельного человека, потому что не уважают добродетельного человека (Н. Гоголь, Мертвые души, т. 1, XI).
(26) Говорили о случаях, случайно случившихся на той или другой линии (А. Чехов, Рыцари без страха и упрека).
(27) О мудрый эмир, о мудрейший из мудрых, о умудренный мудростью мудрых, о над мудрыми мудрый эмир!. (А Соловьев, Повесть о Ходже Насредцине, 10).
(28) В зале тело на теле сидело, тело к телу прижалось', и качались тела, волновались и кричали друг другу о том, что и там-то, и там-то, и там-то была забастовка, что и там-то, и там-то, и там-то забастовка готовилась, что они забастуют—здесь, здесь и здесы забастуют на этом вот месте, и—ни с места! (А Белый, Петербург, III).
(29) Они {турки) грустно опустили турецкие носы на турецкие сабли, потом сами опустились на турецкие ковры и с горя стали пить турецкое кофе (О. Д’Ор, Русская история).
3. Особенно часты повторы в стихотворной речи (см. выше (1), (8),
(9), (12), (16), (24)). Приведем еще несколько примеров. Вот часть шутливых стихотворений: А. Пушкина — (1) и Е. Венского — (2):
(1) Черноокая Россети
В самовластной красоте Все сердца пленила эти,
Те, те, те и те, те, те.
О, какие же здесь сети Рок нам стелет в темноте'.
Рифмы, деньги, дамы эти,
Ге, те, те и те, те, те.
(2) Альков, веселый льков —
Альков всенощной нощи —
Портьерой томной тьмы Нас скрыл, закрыл, укрыл
(Евг. Венский, пар. на А. Белого).
Повторы являются основным структурным элементом стихотворения В. Богданова «Беседа с Музою», где поэт хочет петь:
Как живет у нас в столице Голь, голь, голь (...)
Где лежит глубоким слоем Грязь, грязь, грязь (...)
Где тяжел до изнуренья Труд, труд, труд.
— «Стой!— прервала Муза,—вникнет В эту песнь сонм важных лиц,
И как раз тебе он крикнет-.
Цыц! цыц! цыц! (...)
Лучше пой, брат, про прелестных Дев, дев, дев.
Обратись клуне, к природе,
Пой утехи юных лет —
Ведь поёт же в этом роде Фет, Фет, Фет.
Из советских поэтов этот прием особенно часто использовал Д. Хармс, ср.:
Вдруг Сережа приходил, неумытый приходил, всех он позже приходил.
—Подавайте/— говорит,—
Чашку чая,—говорит,— мне побольше,—говорит.
Наклоняли, наклоняли, наклоняли самовар, но оттуда выбивался только пар, пар, пар.
Наклоняли самовар, будто шкап, шкап, шкап,
«о оттуда выходило только кап, ran, ran («Иван Иваныч Самовар»).
4. Иногда повторы имеют более сложный характер. Это, например, «многократные подхваты» (В. В. Виноградов в работе «К морфологии натуралистического стиля» определяет их как «двуступенчатое расположение глагольных форм» — [Виноградов 1976]):
Так и вышло—запнулся и завяз~ завяз и покраснел; покраснел и потерялся, потерялся и поднял глаза; поднял глаза и обвел их кругом, обвел их кругом и —и обмер~ (Ф. Достоевский, Двойник, IV).
5. Особенно часто и в больших концентрациях повтор встречается в пародиях, которые утрируют любой прием, в том числе и этот. Остроумно и издевательски звучит пародия Александра Иванова на стихи Цыбина:
Лирика с изюминкой
Я слышу, как под кофточкой иглятся соски твои — брусничники мои, ты властна надо мною и невластна, и вновь сухи раскосинки твои...
Владимир Цыбин
Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой, с лукавинкой в раскосинках сухих, что сам собою нежный стих слиринкой слагаться стал в извилинкахмоих.
Писал я с безрассудинкой поэта, возникла опасёнкауж потом: вдруг скажут мне: не клюквинкали это с изрядною развесинкой притом?-
6. К шуткам с общеязыковым механизмом иногда относят также преувеличения, такие каю
(1) В комнату, путаясь в соплях, вошел мальчик (Ф. Достоевский).
(2) Взяли [в гувернантки] немку. Всё шло недурно, хотя она сильно была похожа на лошадь. Отпустишь ее с детьми гулять, а издали кажется,, будто дети на извозчике едут (Тэффи, Нянькина сказка про кобылью голову).
Приведенные шутки (1)—(2) и содержащееся в них преувеличение вполне переложи-мы на язык других форм комического, напр, на язык изобразительного искусства. Б. Дземидок пишет, что преувеличение применяется в карикатуре: «Суть карикатуры нередко сводится к гиперболизации некоторых чисто отрицательных (...) особенностей внешнего облика или черт характера» [Дземидок 1974: 67]. Тем не менее, о преувеличении в языковых шутках мы будем говорить не в данной главе, а в главе «Прагматика» — поскольку преувеличение представляет большой интерес при рассмотрении одного из основных постулатов общения —постулата истинности (искренности).
Глава II
Фонетика. Фонология. Графика. Орфография
Так называемые «низшие языковые уровни» — системы строго нормированные, определяемые жесткими правилами, нарушение которых обычно недопустимо — даже в шутке. И все-таки некоторые возможности для языковой игры имеются и здесь.
Эта книга — правдивый и бесхитростный рассказ о детстве и юности автора, которые пришлись на трудные военные и «околовоенные» годы. Не было необходимости украшать повествование выдуманными событиями и живописными деталями: жизнь была ярче любой выдумки.Отказавшись от последовательного изложения событий, автор рисует отдельные яркие картинки жизни Прикамья, описывает народную психологию, обычаи и быт, увиденные глазами мальчишки.Написанная с мягким юмором, книга проникнута глубоким знанием народной жизни и любовью к родному краю.В. З. Санников — известный филолог, доктор филологических наук, автор работ по русскому языку и его истории, в том числе «Русский каламбур», «Русский язык в зеркале языковой игры».
Данная книга — воспоминания автора о жизни в Москве с 1955 г. Живо и с юмором описывается научная и общественная жизнь Институтов Академии наук в «период оттепели», их «золотой век», сменившийся периодом «смуты» в 60–70-х, изгнание из Академии по политическим мотивам автора, его товарищей и коллег. Описывается путь автора в науке, приводятся материалы из его книг, посвящённых языковой шутке, и наблюдения над способами создания каламбура и других видов комического. Записки по содержанию — очень пёстрые.
Книга известного историка литературы, доктора филологических наук Бориса Соколова, автора бестселлеров «Расшифрованный Достоевский» и «Расшифрованный Гоголь», рассказывает о главных тайнах легендарного романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», включенного в российскую школьную программу. Автор дает ответы на многие вопросы, неизменно возникающие при чтении этой великой книги, ставшей едва ли не самым знаменитым романом XX столетия. Кто стал прототипом основных героев романа? Как отразились в «Докторе Живаго» любовные истории и другие факты биографии самого Бориса Пастернака? Как преломились в романе взаимоотношения Пастернака со Сталиным и как на его страницы попал маршал Тухачевский? Как великий русский поэт получил за этот роман Нобелевскую премию по литературе и почему вынужден был от нее отказаться? Почему роман не понравился властям и как была организована травля его автора? Как трансформировалось в образах героев «Доктора Живаго» отношение Пастернака к Советской власти и Октябрьской революции 1917 года, его увлечение идеями анархизма?
Эта книга – о роли писателей русского Монпарнаса в формировании эстетики, стиля и кода транснационального модернизма 1920–1930-х годов. Монпарнас рассматривается здесь не только как знаковый локус французской столицы, но, в первую очередь, как метафора «постапокалиптической» европейской литературы, возникшей из опыта Первой мировой войны, революционных потрясений и массовых миграций. Творчество молодых авторов русской диаспоры, как и западных писателей «потерянного поколения», стало откликом на эстетический, философский и экзистенциальный кризис, ощущение охватившей западную цивилизацию энтропии, распространение тоталитарных дискурсов, «кинематографизацию» массовой культуры, новые социальные практики современного мегаполиса.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга о тайнах и загадках археологии, этнографии, антропологии, лингвистики состоит из двух частей: «По следам грабителей могил» (повесть о криминальной археологии) и «Сильбо Гомера и другие» (о загадочном языке свиста у некоторых народов мира).
Американский популяризатор науки описывает один из наиболее интересных экспериментов в современной этологии и лингвистике – преодоление извечного барьера в общении человека с животными. Наряду с поразительными фактами обучения шимпанзе знаково-понятийному языку глухонемых автор излагает взгляды крупных лингвистов на природу языка и историю его развития.Кинга рассчитана на широкий круг читателей, но особенно она будет интересна специалистам, занимающимся проблемами коммуникации и языка.