Русский всадник в парадигме власти - [29]
Бытовало три типа тегиляев: толстые, стандартные и тонкие[384]; кроме толщины внутреннего слоя, они различались качеством материи и богатством отделки. Зимние тегиляи подбивались и/или окаймлялись мехом; меха подбирались соответствующие уровню одежды, но легкие, «пупки» и «черева», не затрудняющие весом движений всадника и воина. Это правило выполнялось при подборе материалов и для других верховых одежд.
Более детальная история тегиляя пока остается terra incognita, изучение которой осложняется отсутствием археологического материала и не слишком обширным иллюстративным материалом. Это:
1) картина неизвестного автора круга Лукаса Кранаха Старшего, изображающая битву под Оршей в сентябре 1514 г. (создана 1524–1530)[385];
2) рисунки, сделанные со слов С. Герберштейна А. Хиршфогелем (1544–1547) и опубликованные в «Записках о Московии» (1549) и в базельском издании (1556)[386];
3) всадники А. де Брюна (1577) (рис. 1, 3)[387];
4) «eqves moscoviticus» Й. Аммана (1577) (рис. 2)[388];
5) «moscovita soldato а cavallo» Ч. Вечеллио (1590)[389].
Авторы рисунков трех последних источников были хорошо знакомы с «Записками», поскольку обнаруживают ряд общих моментов. Судя по этим немногим материалам, можно сделать вывод, что под тегиляем в XVI столетии понимали кафтан, длинные, ниже колен, полы которого были снабжены разрезами; кафтан имел короткие рукава и высокий плотный воротник, защищавший шею и частично голову всадника.
В XVII в. тегиляй не встречается.
1.2.4. ЦАРСКИЕ ЕЗДОВЫЕ ОДЕЖДЫ. ЧУГА И ФЕРЕЗЕЯ
Схожий с тегиляем покрой — удлиненные полы с боковыми разрезами, высокий воротник и короткие рукава — имела и чуга, еще одна разновидность одежды, предназначенной для верховой езды и ратной битвы. Однако, в отличие от тегиляя, у нее не было плотной простежки и в целом она была схожа с ездовым кафтаном, узким, с перехватом в талии[390].
Застегивалась чуга на особые пуговицы — кляпыши, «кляпыши турские»[391] и «кляпыши обделаны золотом волоченым»[392]. Пуговичные петли, завязки и кисти к ним делались в цвет нашивок[393]; на самых дорогих одеждах они унизывались жемчугом, как, например, на чугах Бориса Годунова[394], который «мало воевал, но имел прекрасное вооружение»[395].
Чуга чаще прочих ездовых одежд выделялась дорогими тканями и богатыми уборами. Ее пышное декоративное убранство отличает сложность техники и бесконечное разнообразие применяемых материалов. Одежды, украшенные жемчугом, золотом, канителью, бляшками, блестками и самоцветами, надевались по самым торжественным случаям, а в остальное время хранились в царских сокровищницах. Они были одной из самых ярких составляющих парадной жизни царской семьи и ее ближайшего круга.
В виде декора чуги выступали мужские съемные ожерелья различной дороговизны; у князя В. В. Голицына было ожерелье из 25 звеньев с алмазом на каждом, соединенных «малыми итальянскими зернами»[396], а среди имущества новгородского воеводы М. И. Татищева значилось «ожерелье пристежное жемчюжное мужское, 5 шахматов снизано по отласу по червчату, у него 3 зерна»[397].
Другим украшением ездовых одежд были металлические бляхи «аламы», крепившиеся на груди, плечах и спине. Так, царю Михаилу Федоровичу принадлежал «кафтан ездовой бархат червчат, с исподи космат; аламы в четырех местах, низаны жемчугом орлы: у орлов в грудех по изумруду, с канителью. Промеж аламов чепи низаны по бархату ж червчатому, с канителью»[398]. Аламы сочетались с круглыми или квадратными нашивками с жемчужным низаньем и шитьем канителью, которые также могли выступать самостоятельным декором[399].
Именно жемчуг служил наиболее эффектным дополнением золота и традиционно выступал основным материалом для декорирования самых роскошных одежд; в русской культуре он традиционно ассоциировался с вещественным выражением высокого статуса. Декоративность жемчужных украшений, сама по себе немалая, еще более повышалась применением «живых репьев» — маленьких металлических зубчатых чашечек-«гнезд», в которые вставлялись жемчужные зерна или драгоценные камни. Репьи, закрепленные «на спнях», т. е. подвижно на миниатюрных золотых или серебряных стерженьках, от движения «качались, дрожали и тем производили еще больше блеску во всем уборе»[400].
Среди драгоценных камней, которые использовались для отделки, встречались полудрагоценные, а также стекло и подделки под именем «простых камней» или «смазней» (наличие стекла — неблагородного, по современным меркам, материала — объясняется его высоким статусом в XVII столетии). Однако чаще всего задействовались рубины (под именем червчатых яхонтов), лалы (красные камни с окраской бледнее рубинов), изумруды («искры изумрудные») и сапфиры («яхонты лазоревые»)[401].
Другим средством декорирования было золотное кружево, призванное усилить сияние одежд царей и царедворцев, и без того уже покрытых золотом, жемчугом и самоцветами. Стоит отметить, что кружево этого времени не столько плетеное (хотя оно встречается тоже), сколько тканое и кованое. В царских мастерских изготавливали необычайно эффектное кружево «низано жемчугом, орлы и звери по червчатому бархату» («звери» здесь — инроги, т. е. единороги); согласимся с коллегами, что это было «одно из искуснейших произведений мастериц Царицыной Мастерской палаты, замечательное по красоте композиции, по передаче форм и движений фигур животных. Моделировка деталей достигнута применением и тщательным подбором жемчуга разных размеров — от крупных горошин до крошечных зерен»
