«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы - [9]

.

Деятельность внешнеполитического ведомства Советской России началась с выполнения поставленной новой властью задачи — публикации секретных договоров. Она рассматривалась как «острейшее оружие против буржуазии» и не вызывала ни малейших сомнений в своей необходимости, несмотря на то, что советник французского посольства в Петрограде передал 5 декабря 1917 г. для печати текст принятого на совещании послов стран Антанты решения о том, что если советское правительство опубликует секретные документы, то тем самым оно сделает невозможным и какие-либо сношения союзных послов с ним[57]. Основная работа по публикации тайных договоров и переписки легла на плечи шифровального и печатного отдела НКИД, возглавляемого матросом Балтийского флота Н. Г. Маркиным, хотя в отборе документов принимал непосредственное участие и Ленин. Публикация в газетах «Правда», «Известия», «Газета рабочего и крестьянского правительства», «Рабочий и солдат» за ноябрь 1917 — февраль 1918 г. около 130 секретных документов (в основном это была дипломатическая переписка правительств стран Антанты, их шифрованные телеграммы) не могла не усложнить международного положения Советской России. Одновременно все эти материалы были объединены в отдельное издание — «Сборник секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел»: всего было опубликовано семь таких томов[58]. Появление в советской печати секретной дипломатической переписки правительств стран Антанты, в значительной степени их компрометирующей, вызвало глубочайший интерес в правительственных кругах разных стран. Союзные державы заявили в связи с этим резкий протест. Однако мировая пресса в основном обошла эти документы молчанием или, публикуя короткие выдержки, преуменьшала их важность, считая фальсификацией. Полностью перепечатали документы только манчестерская газета The Guardian — крупнейший печатный орган либеральной партии, и нью-йоркская Evening Post.

Советская публикация секретных документов поставила лидеров Антанты, в особенности Великобритании, в весьма затруднительное положение. 29 ноября 1917 г., сразу после публикации, Р. Сесиль, выступая от имени правительства, отказался отвечать на вопросы парламентариев об этих документах[59]. 29 января 1918 г. на настойчивые расспросы членов парламента о Лондонском договоре 1915 г., обещавшем Италии Южный Тироль и обширные владения на восточном берегу Адриатики, он ответил лаконично: «Было бы неправильно с моей стороны отвечать на вопрос о договоре, который в самом запросе назван секретным»[60]. К тому времени, по мнению российского исследователя А. М. Фомина, условия этих документов уже не отвечали интересам Великобритании, и Лондон взял курс на их демонтаж, в перспективе оглашение этих документов большевиками могло сыграть на руку англичанам. Широкое общественное обсуждение тайных соглашений, несогласие США уважать их условия облегчали пересмотр договоров в выгодном для Лондона ключе. Требовалась лишь некоторая дипломатическая ловкость, чтобы представить этот пересмотр как результат торжества принципа самоопределения. Как справедливо заметил А. М. Фомин, в конечном счете судьба той или иной территории в наибольшей степени зависит от фактического контроля над ней, а тут у Британской империи было достаточно козырей. В Азии и Африке, в отличие от Западного фронта, успех сопутствовал британскому оружию. Завоеваны были все германские колонии, за спинами британских и индийских солдат остались Багдад и Иерусалим, крайнее истощение Турции не оставляло сомнений в том, что вскоре за ними последуют Дамаск, Аллепо и Мосул[61].

24 ноября лордом Сесилем от имени английского правительства было сделано первое официальное заявление о непризнании советской власти, лорд сообщил, что хотя и невозможно совершенно избегнуть деловых отношений (в частности, по вопросам, связанным с арестом британских подданных) с правительством, подстрекающим солдат арестовывать своих генералов и открывать мирные переговоры с врагами, но «не может быть и речи о дипломатическом признании и сношениях с ними (большевиками. — Н. Б.)»[62].

В тот же вечер после заявления Сесиля газета The Evening Standard писала о том, что если в России произойдет контрреволюция, то союзники должны быть готовы путем создания максимально авторитетной комиссии оказать помощь в восстановлении порядка и предоставить военную помощь А. М. Каледину, Л. Г. Корнилову и румынской армии.

День 24 ноября 1917 г. историки называют днем, когда британское правительство впервые заявило о своем принципиальном согласии на интервенцию[63]. Так же считал и И. Гольденберг, отметивший интересный факт: посол Великобритании в России Дж. Бьюкенен назвал несвоевременной столь ясно выраженную мысль Р. Сесиля. Так, 29 ноября 1917 г. в заявлении, сделанном от имени британского посольства в Петрограде, Бьюкенен объяснял отказ союзников ответить на предложение Троцкого о всеобщем перемирии исключительно техническими соображениями, что русскому предложению предшествовал приказ верховному командованию открыть мирные переговоры, и поэтому союзники очутились перед