Русский самородок - [27]

Шрифт
Интервал

Не обошлось, конечно, и без неприятностей. Мировая статистика подвела Ивана Дмитриевича: оказалась не в пользу царской России. В календаре было сказано, что плата за рабочий день в Америке – 7 рублей 50 копеек, в Англии – 7 рублей, в России – 70 копеек, в Китае – 9 копеек. Полушин сообщал об этом в календаре, не ожидая неприятностей. Цензура проморгала, и ответственный издатель Сытин был вызван пред грозные очи начальства.

– Что вы делаете?! – возопило бдительное начальство, не терпящее малейших признаков крамолы. – Печатайте в календарях восход и заход солнца, предсказывайте погоду, но зачем вы предсказываете революцию? Сообщая такие сведения, вы искусственно возбуждаете недовольство рабочих в России!..

Во что обошлось Сытину объяснение по этому поводу – история умалчивает. В получении куша никогда ни в какие времена начальство расписок не оставляло. Наверно, поэтому осложнения не произошло, печатание календарей продолжалось – «всеобщих», «отрывных», «общеполезных».

Однажды – это было уже в 1887 году – Гатцук, в связи с пятидесятилетием со времени гибели Пушкина, на страницах своего захиревшего календаря решил высказать затаенную злобу на Сытина по поводу его издательской деятельности. Первым заметил это Полушин. Тщательно просмотрев календарь Гатцука, Полушин подчеркнул в нем одно место и показал Сытину:

– Смотрите, Иван Дмитриевич, наш соперник в чей огород камушки бросает?..

Сытин читал и, нервничая, теребил бородку.

Гатцук писал вот что:

«…пророчество Пушкина о том, что в России будет знать его „всяк сущий в ней язык“, без сомнения исполнится; но жаль, что упущено уже пятьдесят лет и, если дело ознакомления народа с его произведениями останется в руках торгашей-издателей, которые обыкновенно пользуются знаменитым в печати именем только для того, чтобы под его эгидою сбывать в народ всякую залежавшую дрянь… „Гуак“, „Прекрасная магометанка“, „Кровавый дух“, „Удалой разбойник“ и т. п., как сбывает теперь фирма „Посредник“ подобные произведения вместе с рассказами графа Льва Толстого, – то долго еще светлая, изящная и мощная поэзия Пушкина не пройдет в русский народ».

– Ах он мерзавец! Он отлично понимает, что все эти «Гуаки», «Магометанки» и «Разбойники» в моем деле явление переходное; зря хамит, мерзавец. Календари мои ему не по вкусу. Еще посмотрим, на чьей стороне будет Александр Сергеевич Пушкин! Раз право издания его стихов за наследниками истекло, то будь уверен, господин Гатцук, – Сытин и тут не опростоволосится! Двинем и Пушкина!.. Вот что, Подушин, считай, что мы этого плевка не заметили, ни отвечать, ни упоминать печатным словом Гатцука не будем. Падающего бить незачем, сам свалится…

Полушин, одновременно со Всеобщим календарем, составлял отрывной календарь. Он брал из гатцуковского календаря народные приметы и врассыпную использовал некоторые из них в численнике: «На Трифона звездно – весна будет поздно», «Апрель с водою – май с травою», «Май холодный – год хлебородный», «Овсы да льны в августе сильны», «На святого Петра дождь как из ведра – быть урожаю»… И так далее в этом духе.

Гатцук с претензией:

– Почему из моего календаря берете народные приметы?

– Да потому, что они народные. Берем и народу подаем. Сами понимаете, в календарном деле без совпадений не обойдешься… А фольклор – собственность всенародная, – отвечал Полушин.

Сытинские календари успешно распространялись. Год за годом тиражи их росли с невероятной быстротой. Так, накануне империалистической войны годовой тираж сытинских календарей всех видов достиг более двенадцати миллионов!..

Сделав свое дело, скончались старички – народник Полушин и дьякон Фелицын. Сытин заменил их новыми специалистами. Время требовало календарей более высокого качества. Всеобщий календарь становился глубже, интереснее. Главным редактором календарей стал деятельный организатор журналист С. А. Гусев. Повел он это дело на высокой научной основе. Благодаря ему календарный отдел сытинского товарищества стал выпускать двадцать пять видов календарей общих и специальных. Для интеллигентной городской публики выходил «Календарь царь-колокол». Были календари учительские, ученические, детские, дамские, конторские, сельскохозяйственные, охотничьи, военные, исторические, а для Киева и Одессы даже особые. Но основными оставались «Всеобщий русский» и массовый стенной. Для суеверной публики отдельно издавался «Брюсов календарь на 200 лет» с предсказаниями о судьбе каждого человека, о погоде, об урожаях, солнечных и лунных затмениях, с приложением таблиц «несчастных дней». Но поскольку «научные» основания Брюсова календаря были сомнительны, он выходил в свет наряду с изданиями «народной» литературы, такими, как оракулы и сонники.

Многомиллионная, разнообразная, не сходная по своим запросам создалась у календарей аудитория. Но Сытин находил с ней общий язык, угождая вкусам городской публики, а главное, опираясь и рассчитывая на запросы деревни, начавшей жадно поглощать знания. Ведь что до календаря было у крестьянина в избе из книжек, расширяющих его кругозор? Ничего. В божнице, на полке, рядом с постаревшими иконами, – поминальник во здравие и за упокой, измятая оброчная книжка, по которой он вносил подати в волостное правление. Молитвенник далека не у каждого, да псалтырь – один на три-четыре деревни. И вот появился почти в каждой избе нарядный, привлекательный и познавательный сытинский календарь. Всеобщий – он принес всеобщее удовлетворение народу на том уровне его развития.


Еще от автора Константин Иванович Коничев
Петр Первый на Севере

Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».


Повесть о Воронихине

Книга посвящена выдающемуся русскому зодчему Андрею Никифоровичу Воронихину.


На холодном фронте

Очерки о Карельском фронте в период Великой Отечественной войны.


Из жизни взятое

Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.


Из моей копилки

«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.


Земляк Ломоносова

Книга посвящена жизни великого русского скульптора Федота Ивановича Шубина.


Рекомендуем почитать
Банка консервов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов…

В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .