Русский самородок - [19]

Желаю Вам доброго здравия.

М. Микешин».

Прочел Сытин письмо и рассудил так:

«Опять о Епихе! Да что ж он на нем помешался, что ли? Или имечко Епифана Премудрого ему взлюбилось? Тогда зачем же Премудрого, как он величается в святцах и Четьи-Минеях, превращать в дурака?.. При всем почтении к автору нельзя ему позволить такую насмешку над крестьянином. В сказках даже Иванушка-дурачок оказывается умнее и барина, и попа. Нет, Михайло Осипович, не годится… Так ему скажу, пусть еще подумает, да мужика Епиху не обижает».

А письмо скульптора Микешина, как человека весьма уважаемого, приберег Иван Дмитриевич на память, дабы самому вспомнить и другим поведать, как совершенствовался лубок…

ПОСРЕДНИЧЕСТВО С «ПОСРЕДНИКОМ»

Еще до того как стать владельцем собственной литографии и книжной лавки, Сытин нередко видел Льва Николаевича Толстого у Ильинских ворот в Никольском рынке. Сытин тогда служил у Шарапова, за книжным прилавком, и, конечно, для него и для самого хозяина каждый раз появление писателя было важным событием. Сколько-нибудь известные писатели считали ниже своего достоинства заглядывать на Никольский рынок, рынок дешевого и грубого лубка, состряпанного за самую низкую цену «подворотными» авторами. А тут вдруг стал появляться сам Толстой, и чаще в такую пору, когда со всех концов России на Никольский рынок в Москву приезжали закупщики, разносчики-офени за книжками и картинками, выходившими большими тиражами.

Лев Николаевич заходил к Шарапову в лавку, расспрашивал хозяина о способах продвижения книги в деревню; прислушивался к мужицким разговорам. Шарапов хвалился тем, что лучше всего книги и картинки идут на ярмарках, где бывает большое скопление деревенского люда, и что охотнее всего покупают раскрашенные лубки с чертями. Из божественных – ходкий товар картины «Страшного суда» да лики святых, которые, по мнению верующих, могут пред богом изыскать для крестьянина пользу. К таким святым ходатаям относится Пантелеймон-целитель, покровитель коневодства Георгий Победоносец; от пожаров оберегает «Божья мать – неопалимая купина», ремесленники спрашивают святых Козьму и Демьяна.

– Выходит, ваше сиятельство, по мужицкому разумению, как слуги перед царем на земле не все одинаковы, так и святых бог не уравнял, одни приносят пользу, а других нет смысла и молитвами тревожить. Посмотрите, ваше сиятельство, наши новинки, может, что и приглянется, – предлагал Шарапов, а его приказчик Иван Сытин выкладывал на прилавок книжку за книжкой.

Лев Николаевич скидывал башлык, прятал рукавицы в карман и принимался разглядывать книжки всех сортов, вышедшие у разных издателей Никольского рынка. Иногда, сурово сдвинув брови, Толстой ворчал себе под нос, но так, чтобы и хозяин с приказчиками и посторонние слышали, а иногда смеялся до слез, и снова осуждающе ворчал.

Вот он взял с прилавка первую попавшуюся книгу с несуразной обложкой: две голые женщины поддерживают щит с изображением сердца, охваченного пламенем. Длинное заглавие гласило:

«Ключ к женскому сердцу, или Вернейшее средство покорить самое неприступное сердце. Составлено Дон Фердинандом, покорителем 473 женских сердец и благополучно скончавшимся на руках 474-й обожательницы; от роду ему 97 лет, 3 месяца, 9 дней, 5 часов и 3½ минуты».

Лев Николаевич громко расхохотался, перелистал несколько страничек массового «покорителя сердец», спросил:

– И покупают?

– Да еще как, ваше сиятельство! Народ любит про всякое баловство. До серьезного еще не подтянулись, ваше сиятельство. Такие-то броские книжонки хорошо идут. А вот про житие Павлина Ноланского не покупают. Некоторые нажглись и другим советуют не покупать. А суть в том, что этот святой советует читателю все раздать, а затем идти в рабство. Пожалуй, мало у кого отваги хватит решиться на такой «подвиг»…

– Что ж, правду сказано, – заметил Лев Николаевич. – Мужик сер, да ум у него не черт съел. Научится крестьянин разбираться в книгах.

Толстой взял с прилавка еще книгу. На обложке значится: «Старец Иринарх». Тоже житие. Издание «Товарищества общественной пользы». Знал Лев Николаевич, что это возникшее в ту пору издательство поставило целью своими книжками преодолевать и вытеснять с книжного рынка вульгарные лубочные книжки. Он знал также и, конечно, не одобрял деятельность святого самоистязателя Иринарха. А потому, перелистав эту книжку, он обратился не к старику хозяину, а к приказчику Сытину с хитрым вопросом, знает ли он товар, которым торгует.

– Скажите, молодой человек, о чем в этой книжке говорится, что полезного проповедуется? Вы прочли ее?

– Торопясь, ваше сиятельство, торопясь прочитал, самое главное тут об этом Иринархе…

– И что о нем, это главное?

– А то, ваше сиятельство, как он себя мучает, истязает тело ради спасения души. Он приковал себя цепью к матерому пню, чтобы не оторваться, и обвивает себя цепью вокруг…

– Как тот самый пушкинский кот у лукоморья… – усмехаясь в бороду, подсказал Толстой Сытину.

– Похоже, ваше сиятельство. А еще этот Иринарх навздевал на себя сто сорок медных крестов, семь вериг, восемнадцать оков ручных и много прочего, да вдобавок лупит по своему телу железной цепью. Тем и спасается…