Русский Рокамболь - [32]

— Она, говорят, очень богата?..

— Да…

— И вас, папа, она сильно, говорят, недолюбливает…

— О, я об этом нисколько не забочусь.

— У нее есть духовное завещание?

— Да. Все Павлу…

— Не может быть! — воскликнул негодяй. — Вот этого я еще не знал, а это далеко не лишняя подробность… То-то я буду увиваться около нее… Она, говорят, подслеповата?..

— Да.

— А приемышу ничего?

— Нет, немного и ему придется…

— Прекрасно!.. — проговорил Андрюшка и уставил сверкающие мыслью глаза на узор паркета. — Итак, — начал он, поднимая голову и дьявольски улыбаясь, — непослушного сына вы заменяете послушным и во всем согласным с вами… С этой минуты ваша старость обеспечена, потому что я жених мамзель Терентьевой.

При этом напоминании последние отголоски борьбы исчезли в душе старого жуира.

Иметь громадную сумму денег, не нуждаться более в подачках сына, жены и баронессы показалось ему такой заманчивой перспективой, что он отогнал разом все сомнения прочь, и даже какая-то философская мысль осенила его голову.

Она заключалась приблизительно в следующем. «Все люди борются за свое существование, все они готовы поглотить один другого. Почему же этот обиженный пасынок судьбы не имеет права на борьбу? Я в ней не участвую, я только зритель. Кто одолеет, в руках того и останется счастье, а по-моему, они оба имеют равные права. В таких случаях обыкновенно и прибегают к единоборству. Конечно, для меня выгоднее, чтобы одолел этот, а не тот, но… все в руках случая…»

Андрюшка начертывает план действия Алешки

Покончив дело с графом Иеронимом Ивановичем, Андрюшка в ту же ночь снова увиделся с Алешкой.

Дело было уже на рассвете. Открылись кое-какие трактиры, в том числе и тот, в котором состоялось первое свидание приятелей. Андрюшка вошел в знакомый кабинет и тотчас же послал заспанного полового к Алешке.

В ожидании, пока он возвратится, Андрюшка сел на продавленный диван, облокотился о стол, украшенный запятнанною скатертью, и задумался.

Этот знакомый грязный угол напомнил ему о многом…

Во-первых, Андрюшка вспомнил, как, сидя тут впервые с Колечкиным, он прижимал под мышкой драгоценный сверток вещей, стоимость которых должна была вывести его в люди…

Тогда было все туманно и только одна дрожь лихорадочной энергии сотрясала его молодую, но уже кипящую страстями душу, теперь, наоборот, все ясно, все, благодаря счастливым случайностям, благоприятствует ему и успех уже не в тумане будущего, а перед самым носом его приветствует улыбкой своего баловня…

Вспомнил также Андрюшка, как он говорил тут Колечкину, что он будет графом, и самодовольно улыбнулся, теперь он почти уже был им.

Только протянуть руку, взять корону и с хохотом надеть на свою недавно одинокую бесприютную голову.

Однако улыбка вскоре исчезла с лица Курицына, когда в голову его пришла мысль, что теперь более, чем когда-либо, все зависело от Колечкина.

Если он ловко обделает это дело, то, конечно, успех обеспечен, но если он…

В это время дверь распахнулась, и впереди посланного вошел Алешка.

Одет он был наскоро, лицо его было заспанно, но, однако, встревожено безмолвным вопросом о причине такого экстренного визита.

Надо заметить, между прочим, что за последнее время в душу этого обрюзгшего и апатичного «к добру и злу» человека запала какая-то необъяснимая тревога. Она имела исходным пунктом раскаяние в том, что он связался с Андрюшкой, который составлял прямую противоположность с ним и буквально пугал его своей адской энергией и стремительностью.

На мелкие мошенничества и плутовства всякого рода Колечкин был золотой человек. Деяния этого сорта составляли его врожденный талант, но для таких отчаянных по своей смелости гигантских шагов на поприще преступления да и вообще на всяком другом он положительно не чувствовал себя способным.

Короче говоря, его одолела трусость, столь свойственная таким жиденьким натурам, какова была его. Он с большим удовольствием изменил бы Андрюшке, даже предал бы его в руки правосудия, если бы был уверен, что бич, находящийся в этих руках, не возложит и на его спину нескольких давно заслуженных ударов, а с другой стороны, боялся еще больше мщения самого Андрюшки, потому что, даже будучи в дружеских отношениях с ним, он не переставал опасаться за себя, зная характер своего приятеля, а в случае измены смешно бы было и ожидать пощады.

Впрочем, Алешка в глубине дум своих только ожидал удобного случая. Андрюшку он уже ненавидел, ненавидел потому, что боялся и завидовал ему, и если помогал еще ему, то единственно из страха.

Теперь, будучи сорван с постели, он явился чрезвычайно перепуганный, так как не знал, что нового потребует от него его патрон.

— Что с тобой?.. Чего ты приехал?! — пугливо спросил он.

— Ничего особенного, — спокойно отвечал Андрюшка, — садись, я тебе все расскажу. Видишь ли, в чем дело… С графом уже покончено…

— Как покончено?!

— Очень просто, но ты, может быть, думаешь того, нет, успокойся, граф жив и здоров, но покончено дело в том смысле, что он решается заместить одного своего сына другим, так как этому господину решительно наплевать на все, кроме денег… В этом мы с ним чрезвычайно похожи. Это дело решено. Теперь надо уничтожить брата Павлушу с тем, чтобы я мог без всякой боязни спать на его постели, ходить в университет на лекции и так далее, понимаешь?