Русский Рокамболь - [34]

Несколько минут царило молчание. Я слыхал, как мать всхлипывала, слыхал и его тяжелое зловещее дыхание. Вдруг отец бросил что-то на пол и шумно вышел из комнаты. В один прыжок, весь дрожа от бешенства, я очутился в зале.

«Отец! — закричал я. — Зачем вы тревожите мою мать вашими глупыми разговорами… тогда как могли бы услыхать достойный их ответ от меня лично, которого это ближе всего касается…»

Он немного опешил, узнав, что я слышал весь их разговор, но, однако, скоро оправился и с самым беззаботным видом обратился ко мне…

«Если ты говоришь, что я должен обратиться к тебе, — изволь, я, как отец, обязан делать все от меня зависящее для счастья моих детей».

И ты подумай, Маруся, это говорил он, промотавший все состояние матери и теперь желающий схватить жирный кусок с этой брачной сделки. Теперь пришла моя очередь остолбенеть от наглости этого тона и дерзости этого фарисейства. Я почувствовал, что говорить с ним более не могу. Сжав кулаки, медленно и ни слова не проронив, ушел я к себе в комнату.

Прихожу — там на кресле, закрыв лицо руками, сидит мать.

Она спросила меня, слышал ли я все то, что она говорила отцу, а когда я сказал, что слышал, она отняла платок от заплаканных глаз и, строго глядя на меня, погрозила пальцем. «Во имя мое никому никогда ни слова об отце!..»

Вагон громыхал. Вокруг танцевали жиденькие вылески, полосы ржи кружились вблизи и на горизонте. Поезд далеко уже отошел от петербургской станции, подходя к следующей.

— Да, все это очень неприятно, — задумчиво ответила Петрова, — и тем неприятнее, что все это ты терпишь из-за меня…

— Маруся! — тихо в ответ сказал Павел. — Только та любовь, которая обставлена препятствиями, и имеет прелесть. Все эти посягательства моего отца на мою свободу только усиливают мою любовь к тебе… Мы с тобой не такие люди, как они. Мы новые, с новыми взглядами и новыми стремлениями, мы понимаем друг друга и будем счастливы, на это я смею надеяться.

Петрова крепко пожала руку своего спутника.

На следующей станции надо было выходить, поэтому они заговорили о предстоящем свидании с теткой и о том, как она, Петрова, отрекомендует его в качестве жениха своего.

— Тетушка будет страшно рада тебя видеть. Когда она была у нас, я так много говорила ей про тебя, — говорила Петрова, и на лице ее действительно отражалась радость.

Она имела все основания гордиться своим женихом.

Но вот и станция уже близко. Поезд уменьшил ход. Замелькали первые пристройки. Вот колеса защелкали по стрелочному разъезду. Мелькнул запыленный садик, огороженный подрезанными акациями, а вот и сама платформа.

Налево на площадке видна группа местных извозчиков. Они стоят в своих тележках и зорко следят за приближающимся поездом.

— И далеко от станции? — в первый раз спросил Павел.

— Да, нам придется еще порядочно ехать, — отвечала Петрова, — версты три, пожалуй… Местность очень живописная, мы поедем берегом реки… У тетушки дача в самом лесу, а лес сосновый, старый, в нем так тенисто, так ароматно.

И, говоря об этом, оба молодых человека вышли из вагона на платформу.

Окрестность действительно была очень живописна.

Станция лепилась между двух отвесных скал, посредине которых налево убегала песчаная дорога.

Вдали виднелись поля, поросшие лесом. Они чередовались с прогалинами, изборожденными полосами ржи.

— Как тут хорошо! — сказал Павел, вдыхая полной грудью свежий чистый воздух осени. — Тетушка твоя живет тут зиму и лето?

— Да, зиму и лето. У нее теплая дача.

Молодые люди сошли на площадку, где стояло несколько парных и одиночных повозок. За невысокую плату они наняли одну из них и покатились по мягким песчаным колеям.

Они въехали в нечто вроде естественного туннеля.

Две отвесных скалы наверху соединялись переплетенными ветвями деревьев, между обнаженных местами корней которых виднелись ласточкины гнезда.

Дальше виднелся скат дороги в довольно глубокий овраг, после чего она вновь поднималась в гору и терялась в лесу.

— Глухое тут место, — сказал Павел, и ему показалось, что слова его прозвучали как-то особенно гулко.

— Да, версты три жилья не будет видно. Вот кроме этих дач, что налево, — с какой-то странной усмешкой в голосе сказал возница. — Вот мост тут есть, — продолжал он тем же тоном, — место очень крутое и опасное, ночью, пожалуй, и не проехать.

— А что? — спросил Павел.

— Да пошаливают.

Маруся боязливо поглядела на Павла. Он улыбнулся.

Некоторое время все трое ехали молча.

Но вот лес, обрамляющий дорогу с обеих сторон, стал редеть и наконец, сразу оборвавшись рядом высоких стройных стволов, открыл живописную долину, на дне которой виднелся пресловутый мост.

— Вот это он и есть? — спросил Павел.

— Он и есть, — отвечал возница.

— Да, брат, ночью тут беда.

Маруся ближе подвинулась к своему жениху и с любопытством стала глядеть на зыбистую поверхность реки, которая бурно кипела около свай.

Медленно съехала бричка по глубоким песочным колеям, и уже передние ее колеса въехали на утлые доски моста, когда вдруг под ним раздался шум и на дорогу один за другим выскочило шесть мужчин и женщина.

Возница, вместо того чтобы попытаться уехать, кинул вожжи и сам соскочил с облучка.