Русский неореализм. Идеология, поэтика, творческая эволюция - [101]

Заключение

Проведенный в книге анализ прозы, драматургии, а также частично критики и публицистики неореалистов показал, что в их творчестве своеобразно преломились традиции фольклора, древнерусской литературы и иконописи, а также ряд существенных тенденций отечественной литературной классики

XIX и XX вв. Как и у символистов, у неореалистов А.М. Ремизова, М.М. Пришвина, С.Н. Сергеева-Ценского, Е.И. Замятина, А.П. Чапыгина, В.Я. Шишкова, частично и у К.А. Тренева, А.Н. Толстого, М.А. Булгакова, А.П. Платонова нашли своеобразное воплощение идеи зарубежных и отечественных философов и психологов, повлиявших на духовную атмосферу в России в первой трети XX в. Это привело к созданию художественного сциентизма.

В творческий период 1900–1916 гг. революционные убеждения Ремизова, Пришвина, Замятина, Шишкова, сочувствие Шмелева и Тренева революционным идеям и стихийный демократизм Чапыгина обусловили их критико-активистскую позицию, проявившуюся в созданных в данный период рассказах и повестях о русской провинции («Пятая язва», «Уездное», «Белый скит», «Тайга»), В эти годы возникают два направления внутри неореализма: атеистическое (Замятин) и религиозное (все остальные). У Замятина формируется атеизм, который сочетается с частичным приятием моральной и эстетической сторон православного мировидения. Подобное противоречие отражено в наиболее значительном произведении данного этапа – повести «Уездное». В последующих повестях и рассказах писателя возникает восприятие жизни как трагедии, близкое мировидению Ф. Ницше, и полемика с шопенгауэровским призывом к аскетизму и пониманием любви у B.C. Соловьева как, в первую очередь, высокодуховного платонического чувства. Это сродни мировидению Зайцева. Мировоззрение Замятина, Пришвина, Чапыгина и Шишкова, поклонников «естественных» ценностей жизни, в эти годы наиболее близко идеям Розанова. Как и Бердяев, Ремизов, Шмелев, Пришвин, Замятин, Чапыгин и Шишков ставят проблемы национального своеобразия «русской души», которое объясняют религиозными, этнографическими и географическими условиями; личности и среды, состояния православной религии. В неореалистической прозе возникают литературные типы революционера-«еретика» и героя-консерватора, интеллигента, чьи дарования гасятся агрессивной пошлой средой, «органического» человека, близкого к природе и воплощающего как отрицательные, так и положительные черты (Сергеев-Ценский, Замятин, Чапыгин); бродяги (Чапыгин, Пришвин, Шишков), героя-праведника (Пришвин, Шмелев), беззаветно любящей героини (Замятин, Зайцев).

Неореалисты творят в данный период чаще всего в среднем и малых эпических жанрах, в их произведениях формируется модернистский художественный метод. При этом существенно, что между символизмом, реализмом, использовавшим поэтику модернизма, и собственно неореализмом («синтетизмом») границы были подвижными.

Ремизов, Замятин, Пришвин, Тренев, испытывавшие большой интерес к философии, творчески обрабатывали библейские тексты, апокрифы. Это сближало их с символистами. Вместе с тем и Ремизов, и его ученики были далеки от ортодоксального христианства. Произведения всех писателей-неореалистов объединяли философичность, наличие черт импрессионизма, экспрессионизма и порой примитивизма.

В дореволюционном творчестве Ремизова, Шмелева, Замятина и Пришвина существенна опора на национальные средневековые культурные традиции, а также рецепция и своеобразное преломление идей и художественных достижений реалистов – Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.С. Лескова и писателей-народников. Шмелев и Пришвин ориентируются на древнерусские жанры жития и хождения. В то же время уже в раннем творчестве некоторых неореалистов возникает установка на жанрово-стилевые эксперименты в духе художественных достижений, с одной стороны, А.П. Чехова, а с другой – символистов. Если Ремизов только колеблет жанровую традицию жития, то Чапыгин уже создает антирождественский рассказ, а Замятин – новаторскую повесть с чертами перевернутой притчи. В неореалистических произведениях первого творческого периода формируется самобытная сказово-орнаментальная манера, явившаяся основой для дальнейших стилевых исканий в русской прозе 1920-х гг.

Период 1917–1930 гг. отличается наибольшей творческой активностью неореалистов. Именно в эти годы окончательно складывается неореалистическое идейно-стилевое течение, теоретиками которого становятся Замятин и критики ОПОЯЗа. На данном этапе появляются неореалисты «второй волны» – А. Толстой, Платонов, Булгаков, «Серапионовы братья», Катаев, Эренбург, Беляев. В эти годы крупнейшими русскими писателями-философами являются Замятин, Булгаков и Платонов, удачно дебютирующие и в драме. Лучшие произведения этих писателей группируются в проблемно-тематические «триады»: у Замятина это две триады, посвященные проблемам интеллигенции и революции, личности и коллектива, возможности воспитания «нового человека» – рассказы «Дракон», «Мамай», «Пещера», повесть «Островитяне», роман-антиутопия «Мы», драма «Огни св. Доминика»; у Пришвина повести «Мирская чаша» и «Журавлиная родина», роман «Кащеева цепь» с проблематикой, близкой указанной выше; у Платонова сатирические повести «Город Градов» и «Котлован», роман «Чевенгур», в которых сочетаются утопизм и антиутопизм; у Булгакова научно– и социально-фантастические и одновременно мистические повести «Дьяволиада», «Роковые яйца» и «Собачье сердце», также ставящие проблемы существования интеллигенции в социалистическом мире, возможности вмешательства в тайны природы, права выдающейся личности на эксперимент.