Русский Монпарнас. Парижская проза 1920–1930-х годов в контексте транснационального модернизма - [70]

Призрак «Степного волка»: Гайто Газданов и Герман Гессе

Произведения Газданова, как правило, вступают в диалог со множеством разнообразных явлений «высокой» и «массовой» культуры, искусства, философии. Но даже на фоне его чрезвычайно интертекстуальной прозы роман «Призрак Александра Вольфа» отличается особой открытостью: в нем ощущается присутствие – иногда просто в виде имплицитных аллюзий, реминисценций, реплик, отсылок – широкого диапазона различных произведений.

Среди его многочисленных литературных интертекстов в рамках нашей тематики следует особо остановиться на романе Германа Гессе «Степной волк» (1927), философское, психологическое, интеллектуальное и эзотерическое содержание которого не помешало ему стать «документом» той эпохи, когда у Газданова начинал формироваться замысел его романа о «призраке»[466]. Вопросы, затронутые Гессе, тесно перекликаются с проблематикой романа Газданова. Параллельное прочтение двух этих произведений позволяет лучше понять внутренний разлад, который испытывала европейская интеллигенция, «оказавшаяся между двумя эпохами»[467], и выявляет взаимосвязи между тем, как Газданов использует коды ар-деко, и экзистенциальными исканиями, которыми столь богата транснациональная европейская мысль 1920 – 1930-х годов.

Появившийся в самый разгар «эпохи джаза», роман Гессе вступает в диалог с современной западной цивилизацией, живущей под лозунгом «carpe diem», упивающейся сиюминутными удовольствиями, предающейся неумеренному веселью под несущиеся из граммофонов мелодии джаза и ванстепа. Кажется, что «культура духа», жизненно необходимая герою романа Гарри Галлеру, изжила себя в современном мире, все силы и энергия которого направлены на внешние стороны существования; «высокая культура», ассоциирующаяся с Моцартом, Гете или Новалисом, безвозвратно уступила место «массовой», обывательской, гедонистической культуре. Гарри становится своего рода «сыном века», ощущая кризисность момента, испытывая тревогу от осознания того, что в ритме танго и фокстрота толпа недальновидных обывателей неудержимо приближается к новой разрушительной войне. Жизнь в этом мире представляется ему невыносимой, и он испытывает постоянную тягу к самоубийству, пока под влиянием Гермины, Марии и Пабло, а также экспериментов в «Магическом театре» ему не удается добиться иного состояния сознания и приобщиться к жизни во всей ее полноте.

После выхода романа разразился скандал. Если не считать нескольких довольно примечательных исключений, в особенности – доброжелательного отзыва Томаса Манна (который сравнил «Степного волка» с двумя наиболее значительными модернистскими романами, «Улиссом» Джойса и «Фальшивомонетчиками» Жида), критики ополчились на Гессе за безнравственность и пропаганду наркотиков, пошлых танцев и свободной любви, увидев в книге не столько диагноз, сколько симптом декаданса[468]. Учитывая, что за два предшествующих десятилетия книги Гессе получили довольно широкую известность за пределами Германии, «Степной волк» также вскоре вышел в английском и французском переводе. Популярность писателя достигла апогея в 1946 году, когда он получил Нобелевскую премию[469].

Русским читателям произведения Гессе были знакомы в переводах, которые выходили в СССР до 1924 года, после чего его произведения замалчивались несколько десятилетий. Эмигрантам, разумеется, последующие сочинения Гессе были доступны в оригинале или в переводах на другие европейские языки. Особой точкой интеллектуального контакта между немецким писателем и русскими эмигрантами стал интерес Гессе к Достоевскому. Его статья «Размышления об “Идиоте” Достоевского» (1920) внесла вклад в дискуссии о противоречивости «русской души» – тема эта стала особенно популярна среди западной интеллигенции после революции. Гессе видел в Достоевском провозвестника хаоса, который скоро захлестнет европейскую цивилизацию, и это совпадало с представлениями многих в русской диаспоре, особенно писателей и критиков старшего поколения[470].

Работа Газданова над «Призраком Александра Вольфа» продолжалась с конца 1920-х, когда «Степной волк» был опубликован сначала в оригинале, а потом во французском переводе, и до 1946 года, когда вручение Гессе Нобелевской премии вызвало лавину откликов в европейской прессе. Доказать сознательную ориентацию Газданова на «Степного волка» на данном этапе не представляется возможным, однако в «Призраке» четко прослеживаются основные тематические, эстетические и философские линии немецкого романа.

Оба писателя, например, переосмыслили мотив двойника, представив его как последовательное деление личности на все более множественные ипостаси. Гарри Галлера терзает внутренний раскол на две, казалось бы, непримиримые половины: на человеческое существо с высокими духовными и интеллектуальными запросами, с одной стороны, и на животное начало, отраженное в «волчьей» метафоре, с другой. Животная составляющая Гарри не только вбирает в себя все низменные инстинкты, но и напоминает о том, что он «ведет жизнь волка-одиночки на обочине человеческой жизни»[471], притом что иногда его тянет к размеренному существованию солидного, незамысловатого бюргера. Болезненная раздвоенность Гарри выражена через целый набор других двойников (Гермина и, до определенной степени, Мария и Пабло – зеркальные отражения сложной личности Гарри; еще одну пару двойников можно усмотреть в друге детства Гарри Германе и его «реинкарнации» – андрогинной Гермине). Главная задача Гарри и одновременно урок, который он получает в Магическом театре, – отказаться от двойственного взгляда на реальность и изжить внутреннее раздвоение, осознав бесконечное многообразие личности как таковой.