Русский Марс - [18]

Вот только одно непонятно: когда это Щагины успели заделаться князьями, да ещё и узурпировать несуществующий российский престол? "Всея Великия и Малыя и Белыя и Дальния..." Или это - бзик богатенького господина Волконогова? До неприличия заскучал и решил поразвлечься. Отгрохал Стену из настоящих кирпичей, понастроил теремов, костюмировал кучу статистов. Самого Марьяна-Вихря в ездовые нанял. Таможню купил: исключительно и только для того, чтобы не выпускать меня из Анисово до начала спектакля...

Остается ещё загадочный пьяный бред Колюньчика Стахова: разумные черви-оборотни, сочинитель Саргасса из Южной Америки и криптолингвист из Швеции. Или Дании?

И остаются ещё опричники на турбоциклах. "Отгони псов". Гм. Похоже на то, что они едва не сорвали спектакль, и жаль, что им это не удалось. Лучше бы они меня поймали... А может, они тоже куплены? Может, потому и не поймали, что не ловили, а гнали в ловушку?

И может быть, мне всё же позволят выспаться, прежде чем продолжать комедию?

Когда меня, отчаянно зевающего и путающегося в рукавах и полах тяжёлых (наверное, царских) одежд, вели под белы руки из бани обратно в терем, мне опять повстречался Гороховый Цербер. Разыгралась безобразная сцена: дряхлый старец пал на четыре кости, нечленораздельно взвыл и затеял возить лысиной по песку. Я попытался его обойти, но у старого шута, похоже, был третий глаз на макушке. Бороздя лбом песок и сковыривая им же кирпичи бордюрчика, Цербер на карачках кидался в ту же сторону, что и я, неизменно оказываясь у меня на дороге.

- Уберите дурака! - заорал я, обращаясь к добрым молодцам. - Что ему от меня надо?

Но они, видимо, тоже оторопели. Они едва успевали шарахаться вместе со мной то влево, то вправо, но продолжали при этом крепко держать меня под руки.

- Ручку, светлый князь, - раздался чуть позади тихий голос филёра Савки. - Ручку не изволите ли подать моему папане? Для целования, в знак того, что не держите на него зла-с...

И вот тут со мною, кажется. приключилась истерика - потому что дальнейшее я помню урывками.

Помню, как топал ногами в песок, орал: "Во-он!" - и распихивал добрых молодцев, норовя локтем в зубы. Помню, как из терема набежала толпа каких-то бородатых, в мохнатых шапках и воротниках (одного я немедленно и с наслаждением дёрнул за бороду), суматошно трясли рукавами и приговаривали:

"А не в себе светлый князь - или куражится?"

"Не в себе-с, не в себе-с..."

"Истинный Рюрик!"

"Берсерки-с, варяжья кровь!.."

Помню, как меня, продолжающего орать: "Кончайте комедию!" - месить конечностями воздух и требовать, дабы предстал пред мои светлы очи сукин сын господин Волконогов, куда-то несли.

И больше ничего не помню, кроме мокрой от слёз подушки, которую я кусал, а она напрягалась и взвизгивала, пока я не спихнул её на пол и не заснул так.

11

...А всё началось с того, что погибли мои туберозы.

Я к ним привык за восемь лет. Я даже разговаривал с ними, когда мы оставались одни. Им было не по себе под атмосферным куполом Норильска, и они часто вспоминали Данию, где когда-то цвели под открытым небом. А вот Южную америку, свою историческую родину, они уже не помнили - про Южную Америку им рассказывал я. Наверное, врал безбожно, потому что никогда в ней не бывал. Я вообще нигде не бывал, кроме трудотерапевтического санатория на Ваче, где меня лечили от "звёздной лихорадки", и высокогорного курорта на Памире - там был Азиатский филиал Лицея нетрадиционной медицины... Впрочем, туберозы, наверное, тоже привирали, когда восхищались Данией. Открытое небо в приморской стране? Разве что очень большой купол из очень качественного коллоидного газа - а то и целая система куполов на изрезанном фиордами побережье... В Норильске мои туберозы были эмигрантами; эмигранты всегда привирают, вспоминая родину.

Мы с ними познакомились по почте, через бесплатный рекламный каталог семян, однажды оказавшийся в моей почтовой нише. Мне понравилось звучное имя цветов, и в тот же вечер я отправил заявку. Адрес был датский, семена оказались луковицами, а моя кредитная карточка по исполнении заявки заметно поголубела. Больше года я обслуживал только богатых (и очень капризных) клиентов, прежде чем вернул ей насыщенную синеву умеренного достатка. Все мои подружки вместе взятые обошлись мне, ей-Богу, дешевле, чем эти цветы.

За восемь лет - восемь периодов цветения - я сменил восемь подружек. Что делать: Норильский купол - не самая надёжная защита для эфирно-масличных культур, и я не каждый день рисковал выставлять их на веранду. Мигрень мигренью, но цветы не виноваты в том, что умеют разговаривать только запахами. Лично мне их болтовня нисколько не мешала...

Утром того несчастливого дня я поверил синоптикам, обещавшим, что южный циклон пройдёт мимо, и вынес мои туберозы из комнат. Циклон не захотел пройти мимо, а синоптики не успели нарастить мощность купола. За час до полудня с юга, со стороны Мазутных Болот, в прореху хлынула кислотно-парафинова взвесь.

Я работал, когда начался дождь. В моём кабинете сидел клиент с фиолетовой карточкой и тремя запущенными зубами, я уже восстановил ему подгнившие нервы и как раз заращивал последнее, особо каверзное дупло. Клиенту было щекотно, он то и дело дёргал языком, а я не мог использовать марлевые тампоны: моя реклама гарантировала бесконтактное лечение. Поэтому все ренессансные пассы я выполнял только правой рукой, сосредоточив биотоки левой на языке.