Русский крест: Литература и читатель в начале нового века - [55]

Замечательный русский писатель советского времени Юрий Трифонов, восемьдесят лет со дня рождения которого мы отметили бы в этом августе, – этот самый молодой из лауреатов Сталинской премии (он получил ее в 25 лет за роман «Студенты») и автор художественно самого сильного повествования о московской жизни при сталинщине («Дом на набережной») скончался на пятьдесят шестом году жизни. Трифонов размышлял: что было бы, если б Чехов не умер, а дожил и до революции 1917 года, и до гражданской войны? Что бы сделали с Чеховым – выгнали вон из России, как поступили с лучшими русскими умами? Эмигрировал бы сам? Участвовал бы – вместе с Горьким – в первом съезде советских писателей, как Пастернак? Умер бы в концлагере – ведь первые концлагеря учредили еще в начале 20-х, а даже в знаменитом репрессиями и террором 1937-м Чехову было бы всего 77 лет…

Во всяком случае, он бы со слезами перечел финальную реплику своей Сони («Дядя Ваня»): «Мы еще увидим небо в алмазах…»

Но эта златая цепь, конечно, держит русскую культуру – и ее небо – и сегодня.

Почему все-таки рухнула советская власть? Казалось бы, прочнее нету. Казалось, была рассчитана на тысячелетия. Предполагаю, что рухнула она оттого, что большевики не запретили преподавать в школе русскую классику. Не додумались. А русская классика была – и остается для всех переживших эту власть тем, что Булат Окуджава (а ему в этом году исполнилось бы восемьдесят пять) назвал просто и ясно: «Глоток свободы».

И, наконец, последнее.

Дело даже не в том художественном разнообразии, которое представлено этими юбилеями. Дело даже не в той особой и печальной (судя по перечисленным судьбам) линии, которая ими образуется. Дело в том, что в сегодняшней России эти юбилеи свидетельствуют: то, на чем сосредоточилось, о чем мучилось сознание этих писателей, и по сей день актуально. Прочтены ли они внимательно? Усвоены ли их уроки? Услышаны ли по-настоящему – и «Архипелаг ГУЛАГ», и «Доктор Живаго»? Хотелось бы верить, но не верится – если имя «Сталин» занимает второе место по исторической значимости и важности для страны и народа (при телевизионном, правда, голосовании).

А ведь «Доктор Живаго» и «Архипелаг ГУЛАГ» были легализованы в печати двадцать лет тому назад, опубликованы в литературном журнале «Новый мир», на который подписалось тогда, после анонса этих произведений, два с половиной миллиона подписчиков. Прекрасно помню тот азарт, с которым журналы печатали запрещенные тексты – а читатели их расхватывали, как горячие пирожки. И, думаю, каждый номер прочитал не один человек.

Где эти люди?

Требуется Толстоевский

Как способствовать переводам и изданиям современной русской словесности на английский? Как продвинуть наш резной славянский шкаф к англоязычному издателю, а через него, разумеется, к американскому и британскому читателю, который пока еще счастья своего не знает и уверен, что современный русский писатель – это Толстоевский, в крайнем случае Солженицын? Как-то в ресторане на Сен-Жермен я ужинала с Синявскими и Аллоем, и мы весьма громко обсуждали все то же что всегда. А потом, после того как вышли на воздух, вернулась за забытыми на столе очками. Любопытные итальянцы из-за соседнего столика поинтересовались – кто мы да откуда. Да литераторы мы русские, – был им мой ответ. – Так тот, с бородой, это Солженицын?!

На 23-й московской международной книжной ярмарке прошел «круглый стол» на тему продвижения русской современной словесности.

За круглым столом собрались писатели, готовые принести счастье. Андрей Битов, Владимир Маканин, Михаил Шишкин, Дмитрий Быков – как лучший ведущий, – парочка критиков, Лев Данилкин да я. Вообще-то писатели сейчас стараются соответствовать международным стандартам. На моих глазах за последние два года Дм. Быков так продвинулся в английском, что на единственный вопрос единственного затесавшегося среди публики англичанина, – кстати, по-русски – ответил длинной тирадой по-английски. К вящему изумлению московской публики, иностранными языками не владеющей.

Круглый стол прошел без обратного перевода. Прошел и Конгресс переводчиков, – но вопрос таки остался: так что же надо сделать, чтобы книги современных русских писателей переводили и издавали? Мы ведь переводим (больше половины книжного рынка у нас занимают переводы) и переводы предпочитаем нашим (зайдите в книжный магазин).

Короче говоря: не то чтобы прозвучало самокритичное – как стать этим самым новым Толстоевским, – а более привычное: как втюхать наш превосходный товар высокомерной англичанке. Тем более что на следующей Лондонской книжной ярмарке именно Россия будет почетным гостем. Стать новым Чеховым вряд ли успеется – надо обходиться тем, что имеется в наличии; но ведь реклама – двигатель торговли.

Ответов – по существу – ровно два. Интравертный и экстравертный.

Первый, интравертный: стать еще более концентрированно и особенно «местными», сосредотачиваться на России, «русском вопросе», истории и русской «судьбе» как на чем-то абсолютно исключительном. (Путь новомирских очерков 60-х годов, деревенской прозы и ее последователей – с другой стороны «концептов» о России, представленных в разнообразных сочинениях от Проханова до Славниковой в «2017» и Быкова во всех его романах.)