Русский крест: Литература и читатель в начале нового века - [53]

А еще до «Саквояжа» был «Новый очевидец» – тоже с литературными амбициями, и заместителем главного редактора там работал тот же Кабаков: рассказы тоже были эксклюзивными для данного издания.

Не буду о «Плейбое» – его лит. амбиции почти угасли. Были еще скабрезные рассказы Нины Садур в журнале «Cat\'s», текли мелодраматические слюни и сопли в «Космополитене»… но это все и рядом не стоит с вызовом «Сноба».

На самом деле, чем больше вызовов и амбиций, подкрепленных хорошим гонораром, – тем лучше для писателей, а значит, лучше для литературы в целом. Ведь это несерьезно – делить ее на отсеки для бедных и богатых. Ван Гог нищим умер, а сколько стоит, – простите за банальное напоминание.

Сколько ни поливали «толстожурнальную» прозу, сколько на нее ни вешали собак, как только ни обзывали – однако пришла пора, она влюбилась, в «Сноб» пригласили писателей, заботливо выращенных и поддержанных толстыми литературными журналами: и «знаменских», и «новомирских», и «октябрьских», и «дружбо-народных» Л. Юзефовича и А. Терехова, Л. Петрушевскую и М. Шишкина, Т. Толстую и А. Геласимова, С. Шаргунова и А. Ганиеву.

Вот так.

II. АКУПУНКТУРА

Смена элит в литературе

Литература сегодня отделена от политики, как церковь от государства. Хотя и в случае литературы, и в случае церкви бывают исключения, весьма симптоматичные.

А есть еще и параллели.

Вот, например, в последнее время политологи озаботились сменой элит. Собравшись на дискуссию (типа политзаседание) в Александр-хаусе, интриговали насчет элиты. Решали: сами назначим (к следующему сбору постановили каждому принести списки) или все-таки сама проявится. Сюжет для раннего Искандера. Когда он еще не был элитой. Литературной.

В литературе смена элит тоже происходит. Но более естественным путем. Кто-то умер, кто-то исписался. Правда, и здесь много загадок: умер, так и вошел, наоборот, в классики; давно исписался, а из элиты никак не уйдет. И здесь кураторы берут неорганизованное дело, интригующее непредсказуемостью, в свои крепкие руки.

Двадцать два года прошло с того исторического момента, когда доклад из рук падающего в обморок генсека советской литературы Георгия Маркова подхватил разведчик Владимир Карпов. Вот оно, эффектное начало бурной смены элиты. Исчезающей элиты – элиты назначенной, элиты советской литературы, так называемого «секретариата». То есть номенклатуры.

Что такое была эта номенклатура? А то, что если ты уже куда назначен, то не исчезнешь. Журнал Твардовского разгромили, а Лакшина перевели – с сохраненным окладом жалованья – в «Иностранную литературу».

Первая смена элит: 1986–1990. Редакторами журналов назначены Бакланов и Залыгин. Шестидесятники получают второй шанс. Эмиграция – тоже. (Покойники переходят в вечность в статусе литературных классиков.) Топ-пятерка: А. Битов, Ф. Искандер, Ю. Карякин, В. Аксенов, В. Войнович. Возможны варианты.

Вторая смена: 1991–1995. Сеанс исчезновения – секретариат «большого» и «малых» СП революционно сменяют демократы; с бюрократическими правилами в новых условиях они не справляются, не успев оформиться как элита, исчезают с литературной карты. Моду и тренд определяет андеграунд. Топ-пятерка: Дм. А. Пригов, Т. Кибиров, С. Гандлевский, Л. Рубинштейн, С. Соколов. Возможны варианты.

Третья смена: 1998–2000. Шестидесятников, эмигрантов третьей волны и «андеграунд на рельсах» начинают теснить сорокалетние – далекие как от андеграунда, так и от шестидесятников. Моду делают и в топ-четверку входят Т. Толстая, В. Пелевин и, конечно, Б. Акунин с В. Сорокиным.

Смена элит № 4: 2000–2007. Приходят те, в ком больше энергии, кто в принципе ничего не желает знать о предыдущих «элитах». Они далеки как от «советского», так и от «антисоветского»: М. Шишкин, Д. Быков, А. Илличевский, 3.Прилепин и др.; сами делают себе пиар (и их раскручивают), берут не только «свежестью и силой», но и порой эгоизмом (если не нахальством). Кое-кто.

И, наконец, пятая смена элит. Культивируемые разнонаправленными и даже эстетически враждующими изданиями двадцати с небольшим – летних, от «традиционалисток» Валерии Пустовой и Василины Орловой до авангардных, как им представляется, Ники Скандиаки и Марианны Гейде. Все это еще совпало с проплаченным азартом политпоиска молодых: от «наших» до «молодогвардейцев», нынче за ненадобностью расформированных. Издания, стараясь успеть за новым комсомолом, переманивают их, пытаясь построить на старом месте новые декорации.

И создается парадоксальная ситуация: самые сильные из пятидесятилетних – вне зависимости от их продажного успеха-неуспеха – попали в зазор. Условно говоря, они попали между нисходящим и восходящим потоками в литературе.

Ими не интересуется элита «старшеньких» – они для нее слишком соперники.

Они не интересны властям (предпочитают молоденьких). Здесь можно собрать совсем разных – от Андрея Дмитриева до Анатолия Королева, от Алексея Слаповского до Геннадия Русакова и Евгения Шкловского. Что-то не складывается – не в их судьбе даже, а во внимании к смыслу того, что они пытаются сказать. Производителям литературной моды они сегодня не нужны. Тем, кто, создавая моду, воображал, что создает элиту. Впрочем, каковы мы, такая у нас и элита: элита в литературе, как и в политических мечтаниях Вл. Суркова, является суммой технологий.